Майор Некрасов вошел внутрь, чтобы распорядиться начет покоев для боярышни. Его перевязанная рука и окровавленный камзол сразу приковали к себе любопытные взгляды хозяина, но это всеобщее внимание ни на миг не отвлекло офицера от исполнения своего долга. Сидя в экипаже, Зинаида ожидала возвращения майора. Ей не хотелось усугублять удивление хозяина видом двух избитых и растрепанных женщин.

Иван Воронской, напротив, поспешил к церкви, чтобы попросить там одежду, более подобающую его сану. В то же время он старался держаться в тени деревьев и прятать лицо, чтобы его не узнали.

Хозяин постоялого двора гордился своей баней и сразу повел мужскую часть приезжих смотреть это необычайное и весьма искусное сооружение. Воспользовавшись удобным моментом, Зинаида отвела Эли наверх, в их комнату. Голова у служанки разболелась так сильно, что даже малейшее беспокойство вызывало у нее тошноту. Она стала белой как полотно, что еще сильнее подчеркивалось багровым кровоподтеком на остреньком подбородке. Зинаида с благодарностью приняла принесенную женой хозяина еду, но Эли съела лишь несколько маленьких кусочков. Зинаида заботливо наполнила горячей водой таз для умывания, помогла служанке вымыться и надеть свежую рубашку. Наконец, с болезненным стоном, Эли легла в постель и сразу забылась сном.

Но сама Зинаида мечтала о большем, нежели просто умывание в тазу. Она решила непременно отмыться и принять горячую ванну, чтобы дать отдых избитому телу. Однако солдаты, оставив наверху свое имущество, с шумом и топотом помчались вниз, точно стадо молодых здоровых жеребцов. Они резво обгоняли друг друга, отпихивая соперников в дурашливом соревновании, кто первым домчится до бани. Прислушиваясь к их веселью, Зинаида лишь подивилась тому, как же им удалось сберечь столько сил после этого изнурительного дня.

Неизбежная задержка не слишком огорчила ее. Она понимала, что ей, как последней из моющихся, будет предоставлено столько времени, сколько она пожелает, — вот ценная привилегия того, кто не торопится вперед. Ожидая возвращения солдат, она собирала необходимые принадлежности для мытья, а также ночную одежду и складывала все это в маленькую сумочку. Морщась от боли, она распутала и расчесала черные шелковистые пряди, после чего сняла порванное платье. Промыв царапины на руках, она завернулась в просторный халат, в котором собиралась уже выйти на лестницу.

Вдруг она снова вспомнила об офицере, примчавшемся ей на выручку, и принялась ходить из угла в угол, мучаясь угрызениями совести. Лицо его она совсем не запомнила. Зато до сих пор ощущала прежнее волнение: он мчался за ними, точно не знающий усталости ястреб, ждущий момента, чтобы камнем броситься на свою жертву. Зинаида горячо молилась, чтобы он был жив и чтобы весть об этом поскорее донеслась до нее. Только тогда она сможет простить себя.

Вскоре солдаты начали возвращаться из бани, то по одному, то группами. Хорошенько распарившись и расслабившись, они медленно проходили мимо дверей боярышни, лишь изредка потихоньку перебрасываясь парой слов. В этих приглушенных, лишенных былого радостного возбуждения голосах теперь слышалась усталость.

Зинаида не могла дождаться, когда же все они скроются в своих комнатах. Должно быть, именно от этого нетерпения ей показалось, что наверх прошло в три раза больше народу, чем спускалось по лестнице. Услышав же голос Ивана Воронского, который грубо приказал солдатам пропустить его вниз, она даже разозлилась. Охранники, успевшие невзлюбить Ивана, при его появлении принялись дружно и нарочито преувеличенно фыркать, зажимая носы. Но Воронской нахально провозгласил, что идет в баню, чтобы смыть с себя следы от их отвратительного подношения.

Зинаида поняла, что Иван не желал мыться вместе с подлым людом, с простыми ратниками. Видимо, он считал их недостойными собственной величественной персоны, поскольку не раз презрительно высказывался насчет их грубости и невежества. Странно еще, что он не потребовал, чтобы его пропустили вперед. Разумеется, если бы он отважился на это, солдаты просто подняли бы его на смех.

Постоялый двор стих, и вскоре Иван тоже вернулся в свою маленькую клетушку, освободив наконец путь Зинаиде. На дворе прохладный ветерок раскачивал высокие ели, стоявшие плотной стеной позади бани, и доносил до нее свежий острый аромат хвои. Бормотание быстрой речушки вторило мирным ночным звукам, а над вершинами деревьев светила яркая луна. Ее яркое сияние разгоняло тьму и освещало тропинку к низенькой постройке, из трубы которой валил пар.

В тишине раздался громкий скрип деревянной двери, и Зинаида вошла внутрь. В дальнем углу, где был огромный очаг, мерцало пламя, янтарными отблесками освещая все вокруг. Тусклое сияние подслеповатой лампы, подвешенной к стропилу, превращало клубы пара, поднимающиеся с темной поверхности бассейна, в подобие сверхъестественных чудищ. Обхватывая прозрачными лапами, обвивая хвостами массивные балки перекрытий, фантастические животные, казалось, искали выхода, а не найдя, растворялись в плотном клубящемся тумане.

Вода протекающей поблизости речушки, подведенная к бане жестяными желобами, вливалась в огромный котел, возвышавшийся над очагом, словно какое-то немыслимое чудище на кривых ногах. Горячее пламя лизало его толстое пузо и добавляло красноты заверяющимся испарениям и окружающей темноте. Подогретая вода весело стекала в главный бассейн, на противоположной стороне которого излишки попросту переливались через край и по трубе уходили в речку.

Зинаида остановилась у входа и внимательно осмотрела помещение, боясь, что окажется тут не в одиночестве. Но кроме нее, здесь никого не было. Слышалось лишь потрескивание поленьев да журчание воды. В просторном очаге над огнем висели котелки поменьше, а на стоявшем по соседству столе были приготовлены кувшины и миски с водой. Также в бане имелись большие деревянные чаны, которые заменяли ванны.

Зинаида бросила сумку на ближайшую скамеечку. Она слишком устала и измучилась, чтобы думать о чем-то помимо горячей ванны. Она налила полный чан воды, добавила туда несколько капель масла из принесенного с собой пузырька. Рядом она положила кусок душистого мыла и большое полотенце. Провела тонкими пальцами по волосам, затем скрутила их в тяжёлый жгут и с помощью резных гребешков закрепила на макушке. Несколько кудрявых завитков выбились из общей массы и спустились ей на лоб и на шею.

Развязав пояс, она движением плеч скинула халат и, поймав его, бросила на скамью. Зинаида замерла и неуверенно склонила голову набок, прислушиваясь к мягкому звуку, с которым прошелестела шелковая ткань. Казалось, что неподалеку кто-то медленно выдохнул после глубокого затяжного вдоха.

Но ничего больше не было слышно, если не считать все так же потрескивающих поленьев и журчащей воды. Зинаида прогнала прочь последние сомнения. Нервы ее за сегодняшний день подверглись слишком суровым испытаниям, так что теперь пылкое воображение готово было нарисовать самые безумные картины.

Поставив ногу на край деревянного чана, она внимательно рассмотрела синяки над коленом, оставленные железной рукой Ладисласа. Еще одно темное пятно на талии привлекло ее внимание, и, приподняв одну грудь ладонью, она так же пристально разглядела его. Пока они мчались как сумасшедшие через лес, жестокая рука сильно прижимала ее, и Зинаида даже испугалась, что у нее будут сломаны ребра.