В итоге мы с Беном решили все рассказать Майклу, ведь он был нашим другом, а работа усложняла наши отношения. Я нервничала, и Майк понимал, что разговор предстоит серьезный. Думаю, он подозревал, что у нас с Беном роман.

«Мы с Беном, — неуверенно начала я, — и Том с Дженнифер, — продолжила я, изучая его лицо, — собираемся зачать ребенка. Вместе».

Майк прослезился.

Другим людям это казалось странным, но разве нам было до них дело?

Мне казалось, что это сумасшедшая идея. Однако если в ее основе не лежала любовь, то тогда я, очевидно, не знаю, что означает это слово.

Моя жена даже не пыталась скрыть, что влюблена в кого-то другого. Я слышал, как она флиртует по телефону, понимая, что на другом конце провода Дженнифер. Они обменивались сообщениями в послеобеденное время и шептались по телефону ночами. Как и многие другие новоиспеченные влюбленные, они делились тайными качествами своей личности в долгих разговорах, заполняющих расстояние между ними. Положив трубку, Келли, очевидно потерявшая голову от любви, сидела неподвижно, уставившись в одну точку и не обращая на меня внимания. Затем она резко приходила в себя и начинала рассказывать, как Дженнифер умна, ослепительна, весела и великолепна.

«Я имею в виду, что она невероятно эффектна. Ты разве так не считаешь?» — говорила она.

Я знал, что соглашаться с этим слишком эмоционально нельзя, и признавал, что Дженнифер привлекательна, но всегда добавлял, что Келли не менее хороша. Я всегда отмечал, что у них обеих длинные струящиеся волосы, похожее телосложение и что их легко можно принять за сестер.

Даже если я настаивал на своей точке зрения, это не помогало. Дженнифер обладала особым магическим очарованием. На «Фейсбуке» она называла свое жилище «Дом, где звучит The Tragically Hip»[5], и это была правда.

Сын Дженнифер Бэй подарил ей открытку на День матери, в которой говорилось, что она красива, как Мексика, мила, как одуванчик, и умна, как Железный человек.

Она говорила, что учит своих детей быть добрыми и открытыми. При любой возможности выступала против расизма, идеологии насилия и жестокости полицейских.

— Что нужно делать, когда вы встретите полицейских? — спрашивала она своих детей.

— Снимать их на камеру, — отвечали они.

Я был поражен тем, как Келли была довольна своим выбором. Вместе с Дженнифер они собирались зачать ребенка. В какой-то момент мне нужно было внести свой вклад, но между ними происходило нечто особенное. Подумать только, яйцеклетка одной женщины, матка другой, сперматозоид мужчины. В случае рождения ребенка хромосомы Дженнифер в его теле будут переплетены с моими в каждой клетке его тела. Мы сольемся в самом продолжительном акте создания, хотя в действительности между нами не будет ничего, кроме дружеских объятий.

Между этими двумя женщинами расцветала настоящая неразрывная связь.

Как и Келли, я знал об открытом осуждении ЭКО, которое люди ассоциировали с получением детей из пробирки для рабства, как в книге «О дивный новый мир». Детей, рожденных с помощью ЭКО, даже называли детьми-Франкенштейнами, однако противники этого способа зачатия не учитывали фундаментального различия. Монстер Мэри Шелли был воскрешен из мертвых, в то время как ЭКО открывало возможности для создания новой жизни.

У меня не было моральных рамок в отношении того, как далеко мы с Келли можем зайти в попытках зачать ребенка. Тем не менее было очевидно, что мы вмешиваемся в естественные механизмы человеческой природы. Духи в моей голове напоминали мне, что католическая церковь всегда считала искусственное оплодотворение грехом. Прочитав в Интернете церковную доктрину, я понял, что осуждение ЭКО связано с отклонением от естественного зачатия в ходе акта любви между мужем и женой. Еще сильнее церковь осуждала использование донорских яйцеклеток и сперматозоидов, так как в этом случае половина генов ребенка будет принадлежать третьему человеку. Наибольшего порицания заслуживало то, что происходит с лишними эмбрионами, которых уничтожают, замораживают, отдают другим парам, а в некоторых случаях завещают науке.

Недовольство церкви в основном было связано с тем, что ЭКО позволяет людям вместо Бога принимать решение о зачатии ребенка. По словам церкви, искусственное оплодотворение — это акт против достоинства человеческой жизни.

На одном из сайтов говорилось: «В ходе ЭКО к ребенку на самом раннем этапе развития, на этапе зачатия, относятся как к менее достойной существования человеческой особи».

В глубине души я соглашался с последним утверждением. Тем не менее мне было тяжело воспринимать такого рода предупреждения серьезно, так как они исходили от института, позволявшего священникам совращать и насиловать тысячи детей, а затем тщательно скрывать это.

Церковь затрагивала важный вопрос о том, что происходит с эмбрионами, которые не превращаются в младенцев. Мы с Келли подписали бумагу, согласно которой все не использованные нами эмбрионы будут заморожены, чтобы мы имели возможность использовать их позднее.

Перед тем как извлечь у Дженнифер яйцеклетку, врачи клиники настояли на нашей встрече с психологом, который специализировался на вопросах рождения детей. Дженнифер и Бен пошли первыми, в то время как мы с Келли пили кофе через дорогу. После настал наш черед. Завершилось все общей беседой.

Психолог спросила Дженнифер, не будет ли та испытывать противоречивые чувства, когда родится ребенок, и не предъявит ли свои требования. Дженнифер ответила, что она прекрасно понимает, что это будет ребенок Келли. Еще она добавила, что у нее самой уже есть трое детей.

Психолог также спросила, планируем ли мы скрывать от семьи и друзей факт заимствования яйцеклетки. Бен и Дженнифер уже обсудили происходящее со своими детьми. Мне тоже казалось, что это лучше не держать в секрете, но Келли сначала хотела все обдумать. Еще она справедливо заметила, что решение об этом стоило принять самому ребенку. Настолько личную информацию не следовало разглашать без его согласия.

Психолог спросила нас, думали ли мы о том, что расскажем своему ребенку. Захотим ли мы, чтобы он встречался с Дженнифер, Беном и их детьми? Да.

Психолог отметила, что использование донорских яйцеклеток — явление относительно новое и что его эмоциональные последствия еще до конца не изучены. Тем не менее результаты проведенных исследований свидетельствуют о том, что дети легче воспринимали эту новость, если родители рассказывали им правду в раннем возрасте.