Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юлия не останавливала этот азартный приступ любви к музыке, она одобрила даже музыку для медитации, которой было полно и в Москве, причем в любом виде. Ей хорошо и тепло было смотреть на свое счастливое семейство, трепетно выбиравшее на память о Франции музыкальные шедевры.
В прошлые приезды в Париж у Юлии с мужем сложилась своя компания. Она состояла из нескольких пар русских эмигрантов, осевших в этом вечном городе насовсем и влюбленных в него так, как всегда влюблялась в Париж русская интеллектуальная элита. Это были в основном богемные интеллигенты — писатели, художники и музыканты, знакомые с Земцовыми еще с Москвы, с давних студенческих времен. До отъезда из страны они считали себя людьми "без руля и ветрил", а здесь остепенились и обуржуазились. Обзавелись квартирами, домами, не говоря уже о машинах. В целом же парижская компания состояла из очень симпатичных Юлии людей, которые понимали, что они по собственной воле выбрали себе эту жизнь, и не сетовали на недостатки и лишения эмиграции.
Земцовы не были просто туристами из Москвы, у них здесь имелась квартира, что делало их как бы причастными к парижской жизни. Квартирой они не пользовались, предпочитая жить в гостиницах, — это было им удобнее по многим причинам, и прежде всего потому, что "парижскую жилую площадь" они выгодно сдавали, — но все равно считались в компании парижанами.
Квартира находилась в нескольких минутах ходьбы от Люксембургского сада. Это были четырехкомнатные апартаменты в самом сердце "Большого Парижа", предмет зависти и французов, и американцев. Цены на недвижимость в этом районе постоянно росли, увеличиваясь в год на пять — семь процентов по причине невероятной престижности района.
Как ни странно, именно недвижимость и сблизила Земцовых с русскими парижанами. Первое время они с интересом шатались с новыми приятелями по парижским злачным местам, по мастерским художников, по русским ресторанам. Алексей с Юлией покупали у них картины, и в последние годы это случалось все чаще. Меценатами они не были, но, как только у Алексея появлялись свободные деньги, он с удовольствием принимался поить и кормить всю эту братию.
Потом появилось еще одно место, которое всегда их притягивало, — так называемый «сквот» Алеши Хвостенко, где он пел полюбившееся всем русским парижанам "Пускай работает рабочий и не рабочий, если хочет"… Этот эмигрантский круг был довольно тесным и замкнутым, попасть в него считалось честью. Из-за языкового и культурного барьеров этим людям приходилось трудно. И потому Юлия с Алексеем, с их опытом жизни в "рыночной экономике", с опытом путешествий по разным странам, стали их добрыми друзьями, консультантами и в какой-то мере опорой. А еще они казались парижским эмигрантам людьми будущего, уже прочно стоящими на ногах в России. Впрочем, именно так оно и было.
Детям же они показывали совсем другой Париж — туристическую Мекку мира, Париж парадный, официальный, такой, каким он предстает гостям со всего света. Они хотели, чтобы дети запомнили это на всю жизнь. Юлия навсегда сохранила в памяти рассказ прабабушки, которую она застала совсем старенькой. У той самым ярким впечатлением детства была поездка в город Красноярск, на празднование столетия со дня рождения Пушкина. Она помнила ту поездку в мельчайших подробностях и любила рассказывать о ней своему внуку, Юлиному отцу, а потом и самой Юлии. И вот теперь, спустя много лет, она нередко задавала себе вопрос: "Интересно, а что будут вспоминать о своем детстве наши дети, что станет их самым ярким впечатлением?…" И сама себе отвечала: "Сие нам не дано знать. Надо жить одним днем"…
Тридцатого декабря в Париже начался холодный зимний дождь, налетел сильный ветер. Его порывы все усиливались, и в конце концов он превратился в шквал. Буря бушевала всю ночь. А наутро в телевизионных новостях сообщили, что прошел ураган, который наделал много бед, особенно в Бретани: повалил огромные деревья, погубил большие площади старого леса… И хотя Париж ураган задел только краем, но и этого оказалось достаточно — к утру тридцать первого декабря, к предновогодней ночи, Париж потерял все свои праздничные украшения. Трогательные красные листочки, прикрепленные к деревьям вместе с электрическими лампочками, многочисленные фонарики, шары и рождественские веночки — все это было безжалостно сорвано, сброшено и унесено как мусор в неизвестном направлении. Город словно оголился, остался в своем будничном неизменном обличье и, сбросив праздничную мишуру, приобрел серьезный и грустный зимний вид.
Европейская зима не украшала Париж. Не было ни белого чистого снега, ни морозного легкого воздуха, а холодный затяжной дождь навевал тоску и лишал радости свободного передвижения по городу. Юлии почему-то щемяще жалко было видеть улицы без праздничных украшений, у нее как-то нехорошо замирало сердце — и потому поездка в Амбуаз пришлась как нельзя кстати.
После Парижа город Амбуаз показался сонной деревней. Воздух здесь был чистым, машин мало, все сидели по домам. "Да, все-таки Новый год надо встречать дома. И зачем только мы все это затеяли?!" — сокрушалась про себя Юлия. Однако сокрушаться было уже поздно.
Утром они встретили в Амбуазе свою компанию. Это были коллеги мужа с женами и чадами. Среди банковских служащих Алексея и их жен у Юлии не было друзей, а вот среди старых, давнишних сотрудников банка все-таки было две-три семьи, которые она знала. Особенно выделяла она одну пару. Тамара и Федор Рудак были людьми шумными, веселыми и большими. Точнее сказать, крупной была жена, а муж, мужчина среднего роста, при ней казался просто крошкой.
История их знакомства была давняя. Алексей Земцов и Федор Рудак дружили, еще будучи студентами, учились на одном курсе. Уже тогда, в университете, они пытались начать свой «бизнес». После окончания работали вместе. Алексей, будучи лидером по природе, да и в силу сложившихся жизненных обстоятельств, стал начальником, а Федор — его первым замом. Тандем оказался удачным и крепким — финансовый успех был обеспечен.
Но однажды Федора попутал бес. Под хороший и успешный проект он назанимал денег в Москве, несмотря на то что кредиторы имели сомнительную репутацию. Затем он поехал в командировку от кооператива, в котором они с Земцовым работали, на Украину, где получил крупную сумму денег наличными в качестве процента от сделки по продаже большой партии компьютеров.
В украинском городке, где происходила сделка, его начали выслеживать местные бандиты. Федор вынужден был спрятаться. Он сообщил в Москву жене и матери, что его не будет какое-то время, и действительно спрятался, да так далеко и глубоко, что просидел, якобы в убежище, пять лет. За эти пять лет украинские мафиози, которые его «пасли», перестреляли друг друга. Федор вынырнул, возвратился в Москву и пришел к Алексею с повинной. Все деньги — довольно, кстати, крупная сумма — исчезли. Московские кредиторы за прошедшие пять лет тоже поразъехались и сгинули кто куда. Юлин муж не стал поминать прошлое, разбираться в довольно-таки запутанной и малоприятной истории, и новый виток успешной жизни Федора начался.
Алексей тогда уже работал в банке. Он принял Федора на работу, на хорошую должность, которая не связана была, однако, с материальной ответственностью. У Федора были хорошая хватка и мощный ум аналитика, и Алексей определил ему неплохую зарплату, но при этом перестал допускать к договорам, сделкам и финансовой отчетности. Федор с тех пор считался ценным для банка сотрудником, однако без особых возможностей и полномочий.