Я ведь не дурак. И знаю, чем все пахнет, — сказал он, задумчиво катая мякиш лепешки. — Сделай тебе доброе дело, ты меня свяжешь по рукам и ногам, будешь шантажировать.

— Я?! — искренне возмутился Карапетян. — Хлебом клянусь!..

— Не ты, так Курширмат. За одним заказом другой, третий... Потом не патроны, а оперативные планы потребует. Не сносить мне головы.

— Вай! Затем такие мысли! Курширмат не дурак, он не захочет тебя разоблачить. Тебя продаст — кто согласится на него работать, а?

— Пожалуй, ты прав. — И, будто окончательно решившись, воскликнул бодро: — Была не была! Двум смертям не бывать, а одной не миновать!

— Узнаю друга! — оживился Карапетян. — Твои слова — верные слова! Но не будем о смерти думать. Жить будем! Пить будем! Эй, чайханщик! Жарь еще шашлык! До утра гуляем! Джон Грей за все заплатит!..

— Чем Курширмат платит? — спросил Ушаров.

— Чем хочешь. Золото, драгоценности... Он озолотит тебя, не рядясь.

— Все-таки боязно. Не дай бог влипну. Надо все обдумать, взвесить, — произнес Ушаров, решивший, что прежде, чем дать окончательное согласие, надо сообщить обо всем командованию и Петерсу.

— Чего долго думать? Ну, ладно, думай, только быстро. Завтра ответ дашь?

— Завтра? Конечно! У Офицерского собрания встретимся. Ну, я пойду. Маша волноваться будет.

— Проводить? — спросил Карапетян.

— Проводи...

— Ладно, иди один. Еще напорюсь на разъезд — тебе лишние хлопоты.

Они вышли из помещения. Ноги у обоих затекли от долгого сидения на полу. Ваграм обнял Николая, сказал дремавшему у самовара чайханщику:

— Урунбай! Сейчас вернусь — рассчитаюсь.

— Зачем беспокоитесь. Потом рассчитаетесь. Заходите чаще...

Ушаров быстро шел темными, безмолвными улицами, держась ближе к деревьям, выстроившимся вдоль тротуара. На углу оглянулся. В кромешной темноте едва белели стволы тополей. Постоял минуту-другую. Прислушался. Тихо. И опять только его шаги гулко раздались в притихшем настороженном городе, видевшем тревожные сны. Тревожную тишину его берегли орудия и пулеметы крепости, от которой веером расходились широкие, удобные для сквозного прострела улицы.

Ушаров шел и думал: «Как обставить «добычу» патронов так, чтобы Курширмату стало известно, что это не безопасное для него, Ушарова, занятие? А Карапетян — хорош друг. Сволочь продажная!.. Маша, наверное, уже спит. А может ждет к позднему ужину. Ох, Маша, Маша. Интересное и рискованное дело подвертывается, похоже. Как же сделать так, чтобы вышло оно Курширмату боком?!»

Глава V

БОЙ У КАРА-САКАЛА

Через день после встречи курширматовского посланца Карапетяна с начальником разведотдела Ферганского фронта Ушаровым нашу кавалерийскую бригаду подняли по тревоге. Надо было спешить на помощь кара-киргизскому отряду Сулеймана Кучукова, сражавшемуся с басмачами на подступах к кишлаку Кара-Сакал, граничившему с песками Десяти дервишей.

Цокот сотен конских копыт, бряцанье оружия разбудили тихие улицы Скобелева. Но город, утомленный тревожными событиями тех памятных дней, притворялся спящим. Плотно закрыты окна домов ставнями-веками. Мы шли переменным аллюром. Миновали несколько кишлаков. Меня догнал Николай Ушаров.

— A ты зачем, Коля, — спросил я у друга. — Тоже примешь участие в бою?

— Надо... Служба у меня такая... Может и приму, — отвечал он, придерживая норовистого коня, разгоряченного скачкой. — Дело одно есть.

Было часов десять утра, когда возле чайханы небольшого выселка Кара-Сакальчок, в верстах двух от Кара-Сакала, мы встретили самого командира мусульманского отряда Кучукова. Он еще не совсем оправился от раны, полученной в бою с басмачами у кишлака Джугаре-Гарбуа, шел прихрамывая. На лице, усталом, заросшем — озабоченность:

— Вторые сутки бьюсь здесь с Аллаярбеком. Говорят, идет сюда и сам Курширмат. Хорошо, что вы подоспели.

— Мне тебя-то и нужно, — сказал Кучукову Ушаров. — Отойдем в сторонку, поговорим...

Они удалились под навес чайханы. Ушаров о чем-то расспрашивал собеседника, а тот односложно отвечал, иногда показывал что-то руками.

Мы стали знакомиться с обстановкой. Впереди лежало большое кочковатое поле, поросшее степным лопухом — кеуреком. А за полем — занятый противником кишлак Кара-Сакал. Перед кишлаком по фронту протекает арык с высокими насыпными берегами. Под защитой этих земляных рашей залегли басмачи Аллаярбека. С флангов кишлак обороняли его конники.

— У меня в отряде до десятка раненых. Со вчерашнего дня из поиска не вернулся разъезд, — сообщил Кучуков.

Ко мне подошел Ушаров. Спросил:

— Ты позавчера отпускал Елишенко?

— Нет, а что?

— Ничего... Он на месте?

— Во главе эскадрона был перед выступлением. Нужен тебе?

— Вызови его под каким-нибудь предлогом.

Командиры и комиссары полков поскакали вдоль колонны к своим бойцам. На мгновение наступила тишина. Из густых ветвей разлапистой старой шелковицы, росшей у входа в чайхану, раздалось мирное воркованье горлинки, так не вязавшееся со всем тем, что происходило окрест.

По строю кавалерийской бригады разнеслись слова команды:

— К пешему бою готовься!.. К пешему бою слезай!

Эскадроны привычно построились в две шеренги вдоль дороги. Коноводы, держа на поводу по две лошади, ушли на рысях в безопасное место.

— Ну, как, оторвем за Советскую власть?! — говорил с веселой усмешкой комиссар Первого полка Филиппов. «Оторвем» было бойкое словечко, перекатывавшееся из части в часть по нашему Ферганскому фронту.

— Оторвем, товарищ комиссар! — пообещали красноармейцы.

Вот артиллерия тронулась на огневую позицию. Мы ждали сигнала. Нервы напряжены до предела. Ко мне подъехал бригадный врач Чеишвилли.

— Скажите, где мое место? Куда поставить повозки.

— Располагайтесь с артиллерией!

— А я только что от артиллеристов! Какие-то басмачи подползли к батарее, подняли стрельбу и сразу убили коня.

— Все же вам лучше быть с батареей, — посоветовал я.

— А бой жаркий будет? — робко спросил врач. Я пожал плечами:

— Кто знает...

Чеишвилли попал в кавбригаду по мобилизации, еще не привык к боевым условиям, не «обстрелялся», как говорится, и в большое дело попал впервые. Неплохой наездник, стройный и щеголеватый, он уверенно сидел на кровном темно-гнедом текинце. Уж не знаю, где раздобыл он новенькое офицерское седло, оголовье с медным набором. Потник под седлом бригврача был ярко-зеленого цвета, и в моей памяти по ассоциации непроизвольно возникла зеленая рубашка удалого командира третьего эскадрона Елишенко. Таких гимнастерок ни у кого в полку, да и в бригаде не было. Сам сшил, видать.

— Милованов, — приказал я адъютанту полка, — Елишенко ко мне!

— Елишенко! К командиру полка! Елишенко! — вслед за Миловановым повторили по строю