Курширмат и Ситняковский скрылись в чайхане.

— Аман-палвана сюда! — приказал эмир ляшкар баши. — Кинем его джигитов на помощь Аллаяру!

— Нет Аман-палвана! И его джигитов нет, — доложили связные. — Вместе с Аман-палваном ушли из Кара-Сакала до сотни аскеров Аллаярбека.

— А-а-а! Собаки! Бегут, трусы! — завопил гази.

— Надо бы ударить по Кучукову с левого фланга, — посоветовал Ситняковский, — хотя бы сотней джигитов!

Но послать было некого.

— Я сам пойду в бой! — воскликнул главнокомандующий. — Коня! Быстро! — и сразу как-то обмякнув, приказал: — Чаю!

Когда чайник и пиала были поданы, он вытащил из-за пазухи маленький мешочек, покопался в нем и извлек небольшой комочек буро-коричневого вещества, прилепил его к донышку пиалы.

Пиалу и вторую с чаем опорожнил Курширмат, прежде чем растворился и исчез прилепленный к донышку кусочек ширы — загустевшего макового сока.

Ему подвели белого, как снег, Султана. Совсем недавно ездил на нем сам Мадаминбек. На таких же белых коней сели джигиты личной охраны, вооруженные карабинами и саблями.

Близко разорвался снаряд. Красные возобновили редкий артиллерийский огонь. Осколки провизжали совсем рядом, на головы джигитов посыпались ветки и листья с тополей.

Курширмат подождал минуту-другую, когда началось действие наркотика: от сердца к голове прилила веселая пьянящая кровь, все тело налилось необыкновенной легкостью и силой, он легко вскочил с айвана, поправил оружие и выбежал из помещения.

Конь храпел испуганно. Курширмат взялся за повод, закинутый на луку седла, вставил левую ногу в стремя. Конь взвился на дыбы, но еще раньше гази легко кинул тело в седло. Осадив коня и огрев камчой, послал его вперед.

Командующий со своими джигитами помчался вправо, к мостику и, миновав его, широким галопом ворвался во фланг кучуковцам. Издали казалось, что эта стая белых гусей летит низко над землей.

— Ур-р! Ур! — разнесся воинственный клич басмачей.

Басмачам навстречу и наперерез вылетела с криком и гиканьем сотня алайцев во главе с молодым батыром Ниязом. И уже столкнулись кони Нияза и курбаши. Курширмат поднял Султана на дыбы и, когда конь опустился на передние ноги, всю силу вложил в удар сабли. Но клинок его встретился с клинком алайца и выпал из его руки.

Нияз-батыр узнал Курширмата. Он ловко ухватился за повод его коня:

— Не уйдешь, собака! — закричал он.

Курширмат потянулся к маузеру, поднял еще раз на дыбы Султана. Спасаясь от пули, поднял на дыбы своего коня и молодой кучуковец. Пуля просвистела около его ноги. Телохранители бросились на выручку главаря, смяли коня и Нияз-батыра.

— Ур-р! Ур! — ревели басмачи. Гремели выстрелы, звенели стальные клинки, хрипели кони. В это время Первый ферганский кавполк пошел в атаку в пешем строю. Конники Аллаярбека повернули вспять. Басмачи мчались с поля боя, взяв влево от Кара-Сакала.

С правого фланга командир Второго интернационального ферганского кавполка венгерец Врабец повел в конную атаку два эскадрона мадъяр и чехов. Несколько ручных гранат, брошенных вслед басмачам, довершили панику в их рядах.

Победа наша была полной. Басмачи оставили Кара-Сакал, побросав много оружия, лошадей, убитых и раненых.

Трубачи Первого кавполка уже трубили сигнал: «Коноводы, поскорей подавайте нам коней...»

Я прошел вдоль всей земляной насыпи, за которой укрывались басмачи. Тут и там лежали их трупы. Оружия с ними не было. Не увидел я и гильз, обычно валявшихся справа от стрелков.

— Гильзы мы подбираем. Опять патроны делаем, — объяснил мне позднее пленный басмач и в доказательство высыпал из поясного платка с десяток гильз от трехлинейки.

Я зашел в чайхану, окруженный командирами и красноармейцами моего полка. Появившийся чайханщик принес на подносе чайник чаю, черствые лепешки.

«Еще раз удалось побаловаться чайком» — подумал я. Но пить так, как перед атакой, уже не хотелось.

Вскоре к чайхане подъехал комбриг Кужело. С ним был начальник штаба Владимир Александрович Скуба. Комбриг был бледен и, видимо, недоволен чем-то.

— Большие потери в бригаде, — сказал он.

— Будете допрашивать пленных? — спросил Кужело начальника разведотдела.

— Нет, — ответил Ушаров. — Успею в штабе. Меня другое интересовало.

В чайхану быстро вошли несколько бойцов — кучуковцев. Они были взволнованы. Разъезды Кучукова искали по всем закоулкам, в домах и садах раненых и не успевших уйти басмачей.

— Товарищи, — сказал один из них. — Поедемте с нами, посмотрите, как басмачи расправились с нашими бойцами.

Кужело, Скуба, Ушаров и я сели на коней и на рысях двинулись вслед за кучуковцами. На краю кишлака в урюковом саду нам представилась страшная картина. На полянке в золе дымящегося костра дотлевали трупы заживо сожженных бойцов из отряда Кучукова. Трупов было двенадцать. Все — бойцы из разъезда, попавшего в плен к басмачам. Руки и ноги были связаны проволокой. С обожженных ветвей падали в золу костра золотые плоды. В пепле они лежали, как звезды.

Кужело закрыл лицо ладонями. Ушаров кусал губы.

Похоронив убитых в братской могиле, погрузив на арбы раненых, полки тронулись в обратный путь, в Скобелев. Мы с комбригом Кужело ехали стремя в стремя. Следом — взвод за взводом двигались храбрые солдаты Ферганской кавбригады.

Комбриг свернул с дороги, приостановил коня. Мимо по трое в ряду двигались конники.

— Песню! — приказал командир бригады.

От головы в конец колонны передается команда: — Песенники, вперед!

Один за другим под полковое Красное знамя собрались голосистые запевалы.

Хороша кавалерийская военная песня! То медленная и как бы печальная, то быстрая, лихая. Бодрит она солдатское сердце. Как бы ни устал солдат в ратном бою, в походе, заставляет она его забыть невзгоды суровой военной жизни.

...Красные полки возвращались домой с победой. Впереди их ждали новые бои.

Глава VI

СВЯЗЬ С КУРШИРМАТОМ ОДОБРЕНА

Ушаров спешился у входа в штаб, похлопал по крупу коня, передал повод вестовому, заправил гимнастерку под широкий пояс и согнал складки к спине. Молодцевато откозырял часовым. Как всегда подтянутый, чисто выбритый прошел в кабинет Ходаровского.

Сюда Ушаров приходил с докладами и обзорами донесений буквально ежедневно. Сведения разведотдела — самые разнообразные — суммировались, обобщались опытным штабистом и использовались при разработке операций.

У Константина Казимировича Ходаровского был многолетний опыт штабиста. Почти всю империалистическую полковник Ходаровский состоял в Генеральном штабе русской армии и вынес оттуда огромные знания и исключительную работоспособность: он мог работать по шестнадцать часов день за днем, и всякий раз встречал подчиненных чисто выбритым,