Малфой кладет руки ей на бедра. Зря она надела платье — утром так холодно. Но руки у Малфоя теплые (сколько у него лиц?). Он гладит ее бедра. В нем есть хоть что-то неидеальное? Кроме его характера? Опускает руку ей на грудь. Запрещённый прием — вдруг их кто-то увидит. Уже не холодно. Щеки горят точно не от утренней прохлады. Какой же он непростительно красивый, с красными пятнами на щеках, с раскрасневшимися губами.

— Какая же ты красивая, Гермиона, — шепчет он, — какая красивая… Самая красивая девушка Хогвартса.

Он прижимает ее крепче.

— Грейнджер…

Между ними нет никакого расстояния. И никогда не было.

— Грейнджер…

Гермиона открывает глаза.

Какой же он красивый с красными пятнами на щеках. За его спиной все еще синее небо. И он смотрит на нее. Гермиона чувствует себя так неловко, как будто он мог увидеть ее сон. Она задремала. На секундочку задремала. Она не хотела видеть его во сне. Он ей даже не нравится.

— Вот, я принесла, — Гермиона протягивает ему банку с сердцем мантикоры.

— Украла? — ухмыляется он.

— Нет, попросила у Макгонагалл.

Малфой запахивает мантию. Гермиона кутается в куртку. В джинсах не холодно, но рядом с Малфоем по телу бежит холодок. Он берет банку. И она замечает, что между ними нет интимного расстояния. Он просто стоит очень близко.

Вчера, когда он сидел на кресле в Выручай-комнате, она смотрела на него. Одну руку он положил на подлокотник, а второй обнимал Асторию — самую красивую девушку Хогвартса. Они идеальная пара, оба блондины, оба чистокровные, оба высокомерные. И мерзкие.

И он смотрел на нее, не на Асторию. Наверное, праздновал свой триумф. С этой мерзкой ухмылкой на губах. (Интересно, в нем есть что-то неидеальное?)

— Это благодаря тебе, — говорит он.

— Что? — не понимает она. Он выиграл спор. Он поймал чертов снитч, а она оказалась должна ему желание! И он попросил принести ему сердце мантикоры, которое не мог нигде достать. Для матери.

— Если бы мы с тобой не поспорили прилюдно, я бы, может, не дал себе слово, что поймаю снитч. Если бы ты не сказала при всех, что я его никогда не смогу поймать, я бы может не стал и стараться. Мы должны быть благодарны нашим врагам.

Врагам…

Она так не говорила! Она сказала только, что снитч всегда ловил Гарри. Но Малфой услышал что-то своё, взвился и поспорил с ней. В тот день она впервые после войны видела на его лице то неприязненное и злое выражение, которое было на младших курсах.

— И тем, кто никогда нас не полюбит. Как бы мы ни старались, — закончил он.

— Да, это верно, — говорит она. — Мы должны быть благодарны тем, благодаря кому мы пытаемся стать лучше. Хотя бы назло.

— Назло, — повторяет за ней Малфой.

Между ними нет никакого расстояния. И это очень заметно, когда в лодочный сарай начинают заходить остальные ученики, которые тоже едут на длинные выходные домой. Красавица Астория, Полумна, Блейз. Астория смотрит на Малфоя. Он резко опускается на скамейку рядом с Гермионой. Откидывается расслабленно, одну руку кладет на спинку, вторую на подлокотник. Астория и Блейз садятся вместе на скамейку напротив, перешептываются. Полумна садится рядом с Гермионой и Малфоем. Ей все равно, что она сидит на одной скамейке с человеком, в чьем подвале ее держали. Полумна всегда находится в своем собственном мире, где нет места ненависти.

Плещется вода, у причала колышутся лодки. Раннее утро. Гермиона чувствует, что рука Малфоя, та, что лежит на спинке скамейки, касается ее спины. Едва-едва. Гермиона откидывается и чувствует прикосновение к его руке. По спине проходит жар. Малфой кладет ладонь на ее плечо. Но Гермиона не отодвигается. Назло.

========== Назло (часть 2) ==========

Комментарий к Назло (часть 2)

Назло. Часть 2

Сайд стори от лица Драко

Флафф/романтика/влюбленность/pg-13

В этом году больше нет разделения на факультеты. Макгонагалл это очень не нравится, но директива пришла прямо из Министерства, поэтому теперь все ученики носят одинаковые мантии и могут сидеть за любым столом в Большом зале. Единственное исключение сделано для игры в квиддич; там всё еще сражаются за свои факультеты. Хотя факультетов больше не существует на бумаге, в реальности все так и жмутся к своим. Только одна Гермиона Грейнджер спокойно садится за стол, который раньше был слизеринским. Рядом с тем местом, где обычно садится он. Драко не сомневается, что она это делает только с одной целью — позлить его.

Она всегда привлекала его внимание. Даже на шестом курсе, когда он весь был занят заданием Волдеморта. Тогда он жил в своих фантазиях, представляя себя могущественным и жестоким Пожирателем, а на деле был испуганным мальчишкой, который просто выполнял чужую волю.

Он был уверен, что его детский интерес к ней давно сгорел в огне взросления, как сгорела Выручай-комната в Адском пламени. Но едва он увидел ее на восьмом курсе (его всё так же называют седьмым) и сердце со скоростью падающей Астрономической башни ухнуло в пятки, ему всё стало ясно… Но теперь Грейнджер недоступнее, чем когда-либо прежде. Она и раньше была недоступна: высокомерная донельзя, встречалась только с популярными игроками в квиддич, любимица учителей, лучшая ученица, которая никогда его не замечала. Даже когда он попал в команду по квиддичу, она заявила, якобы это отец купил ему место в команде. Тогда он в грубой форме напомнил ей о ее происхождении. На следующий год она дала ему пощечину. На шестом курсе он ее оскорбил, и она ответила так же зло. И это был максимум их отношений.

И вот сейчас она сидит за столом, где ей не место. Поттер и Уизли не вернулись на восьмой год обучения (ну конечно, куда уж им, таким популярным, вернуться в школу). Но Гермиона уже нашла себе друзей, а сейчас к ней подсели Финниган и Викки Фробишер.

— Я купил новую метлу, — говорит Финниган. — Она подержанная, но развивает такую скорость, что в прошлый раз я чуть не свалился. Проверю ее на отборочных.

Гермиона поворачивается и, столкнувшись с Драко взглядом, поспешно опускает глаза.

— У Слизерина нет никаких шансов, — говорит Финниган громко.

— У них никогда их и не было, — добавляет Фробишер.

Только Гермиона молчит, помешивая чай в кружке.

— Драко, а ты? — Гермиона поворачивается к нему снова. Ее голос звучит хрипло, хотя недавно звенел.

— Что, я?

— Квиддич? Ты играешь в этом году?

— Еще не решил.

Почему она вообще интересуется?

Внутри вспыхивает отчаянное, с