– Да не разобрать, конечно, но может и наши, детдомовские. И Варвара прямо сейчас мелькнула внизу со своими фокусами, говорит, Алёнка меня боится и побудет пока у неё в детдоме.

– Вот чертовщина, – Серых переодевается у машины, достав из багажника запасной комплект, – а мне туда хода нет. Тебя подкинуть?

– Валяй. А что хоть стряслось, что полицию вызвали?

– Ты не поверишь. Эти переростки приперлась сюда с холщовыми мешками, как из-под картошки, и давай гоготать и клянчить у местных московских клоунов часы, кольца, всю вот эту мелочёвку, и, что любопытно, те отдавали, как загипнотизированные. Наличность тоже. Собрали нехило, но весь улов высыпали там, за стойкой, мне бармен успел показать. Им не деньги и ценности были нужны, судя по всему, а сам процесс. И ржали, аки кони, пока наряд не приехал.

Повезло, что Серых включил радио в машине, а то так бы и попали в заботливо приготовленный капкан из телевизионщиков и случайного сброда, тоже ведущего прямой репортаж с места событий. Последних было больше, гораздо больше, потому что скандальная новость изначально распространилась именно по соцсетям, и многие успели прибежать к твёрдо обещанному зрелищу, несмотря на ранний предрассветный час и зябкую погоду, чуть ли не заморозки. Из толпы выделялись босые граждане в эклектичных длинных рубахах и наскоро сплетённых венках – загрубевшие ступни явно намекали, что их обладатели давно не в ладах с головой, но зато очень близки к природе.

Ведущий на радио, захлёбываясь от восторга, вещал, что сам бы рванул в Серебряный бор, чтобы увидеть всё своими глазами, вдруг и правда не врут, но никак не может – эфир, зато в его пересказе выходило, что ещё вчера вечером в разных районах Москвы начался настоящий бум, люди якобы встречали неких волхвов и приносили им спонтанные дары в обмен на гарантию персональных чудес. Назначенных, кстати, как раз на сегодняшнее утро, и даже координаты имеются – перекрёсток дорог недалеко от детского дома, практически у ворот.

Поначалу заверения свидетелей никто всерьёз не воспринял, оно и понятно, но то, что вчера казалось просто глупой шуткой, к рассвету уже грозилось стать новостью дня. Каким-то непостижимым образом люди и правда поверили, более того, явно собирались прийти и уверенно ждать волшебства.

Описание волхвов разнилось в зависимости от источников – кто-то упоминал подростков с одухотворёнными и красивыми лицами, другие настаивали на весельчаках, почти балаганных Петрушках, но все сходились на том, что юнцы называли одно и то же имя – Мокошь.

Телевидение наводкой заинтересовалось, справедливо решив, что не сами чудеса, так фанатики будут прекрасной городской повесткой с актуальным нынче древнеславянским колоритом. Журналисты мялись у забора, пытаясь согреть руки в карманах, и косились на голые ноги активистов.

Увидев всю эту вакханалию ещё за квартал, попросила Серых остановиться. Похоже, близость детского дома действительно была ему в тягость – нехорошо так посерел, будто постарел лет на десять, но мужественно держался.

Я же, напротив, пришла в себя – мир вокруг снова стал нормальным. Заурядным. Словно камень с души упал, и пропало навязчивое чувство, что кто-то использует моё тело, как марионетку. Сейчас даже не была уверена, что делала этой бесконечной ночью всё то, о чём помнила. Навалилась усталость, но она тоже была приятной, такой человеческой.

Вышла из машины и поёжилась от пронизывающего ветра – холодно.

Собиралась незаметно проскочить мимо маявшегося от безделья собрания, но один из босоногих неожиданно вцепился в мой капюшон с полубезумным криком. Другие подхватили, и мне показалось, что вот сейчас я точно разойдусь на сувениры, столько рук одновременно потянулись со всех сторон, норовя дотронуться.

Из толпы вынырнул Царёв, подхватил и вынес меня прочь из уже начавшейся давки, запихнув в припаркованную рядом машину. Пока народ разобрался, он уже запрыгнул на водительское место и тронулся, нахрапом взяв бросившихся было под колёса ребят, снимающих на телефон, но всё-таки отскочивших, зато успевших возмущённо хлопнуть по кузову.

– Что здесь происходит? – пристегнулась, чтобы не улететь.

– Понятия не имею, но мне кажется, что тебя приняли за Мокошь, а это паршиво. Я приехал, когда этих ещё не было, поговорил с Алёнкой. Выхожу – картина маслом. Пока тебя ждал, наслушался тут всякого. Те, которые фрики, они явно думают, что воплощённая в женском теле Мокошь назначила им тут встречу и собирается исполнить все их желания или что-то вроде того. Говорят, Мокошь приняла дары и готовится щедро отплатить.

– А что сказала Алёнка? – затаила дыхание.

– Да в общем-то то же самое. Что ты теперь не ты, а какая-то древняя ткачиха судьбы и прочая белиберда. Главное – она наотрез отказалась возвращаться домой.

– И ты просто согласился?

– Не просто. Алёнка заявила, что если я буду настаивать, то могу пенять на себя, сделает с собой что-нибудь. Звучало очень убедительно.

Вот этой его мягкости по отношению к тринадцатилетней дочери я больше всего не могла понять. Соплячка вертела им, как куклой, а он только нюни распускал и шёл на поводу у девчачьих капризов. Получается, она сейчас поставила отца в интересное положение – или она, или я. Или дочь родная, любимая, или мачеха, хотя и привычная, но всё-таки чужая тётка, как ни крути.

Зато мы успешно сбежали от свалившихся на голову поклонников, бросив машину у подъезда и с облегчением проскользнув внутрь – опасения были, что адрес юные шутники успеют слить, пока едем домой, но нет, обошлось. Главное теперь – не высовываться, пока фанаты не поймут, что нет никакой Мокоши, да и не будет. В чём бы ни была идея, эффект хорош – желание лезть в логово почитателей культа напрочь пропало.

Царёв заварил кофе и засел за компьютер – так и думала, с интересом читает про Мокошь. Образовывается. Ну-ну. На картинках крепкая базарная баба с непременным веретеном в руках, хоть сейчас на ярмарку, семечками торговать, и образ мне не очень-то понравился.

Спать хотелось невыносимо, но я включила новостной канал с робкой надеждой, что утренний сюжет с моим эффектным появлением москвичей совсем не заинтересовал и эпизод выветрится из памяти уже завтра. Куда там – всё было ровно наоборот.

Мельком взглянув на экран телевизора, Царёв замер – там показывали наш подъезд, а диктор, стоя у панели родного домофона, энергично рассказывала, что они заняли выгодную позицию и будет держать телезрителей в курсе ситуации.

Царёв слегка раздвинул шторы и проверил видимую часть двора – люди с аппаратурой и без расталкивают друг друга, а фургоны и легковушки уже заблокировали выезд. Он нервно засмеялся и спросил, много ли у нас запасено продуктов. Я рассеянно кивнула и прижала лоб к холодному стеклу.

Тьма хлынула из моих рук без всякого предупреждения, как будто сделали огромный надрез в надувном бассейне, выплёскивая всё содержимое разом.

Тьма закручивается вихрем, как веретено, и я слышу, как Царёв разбивает чашку. Мне не хочется оборачиваться, но приходится.