Хасан-и Саббах родился в городе Кум, одном из первых арабских поселений в Персии и оплоте шиитов-двунадесятников. Его отец, шиит-двунадесятник, был родом из Куфы в Ираке и будто бы йеменского происхождения, а также – что звучит еще более фантастически – потомком древних царей Химьяра, царства в Южной Аравии. Дата рождения Хасана не известна, но, вероятно, это середина XI века. Когда он был еще ребенком, его отец перебрался в город Рей (неподалеку от современного Тегерана), и именно там Хасан получил религиозное образование. Рей был центром деятельности da‘is с IX века, и вскоре Хасан начал ощущать их влияние. В автобиографическом отрывке, сохраненном более поздними историками, он сам рассказывает о себе:

«С детства, лет с семи, я ощущал интерес к учению и хотел стать религиозным деятелем. До семнадцати лет я искал знания, но придерживался веры своих предков-двунадесятников.

В Рее я встретил человека – одного из единоверцев [Rafiq – слово, часто используемое исмаилитами, когда они говорят о себе] по имени Амира Зарраб, который время от времени разъяснял мне учение халифов Египта… как до него это делал Насир Хусрав…

В моей вере в ислам никогда не было никаких сомнений или неуверенности; я верю в живого, бессмертного, всемогущего, всеслышащего и всевидящего Бога, Пророка и имама; в моей вере есть дозволенное и недозволенное, рай и преисподняя, заповеди и запреты. Я полагал, что религия и ее учение – это то, чем владеют люди вообще и шииты в частности, и мне никогда не приходило в голову, что истину следует искать за пределами ислама. Я думал, что догматы исмаилитов – это философия [ругательное слово среди правоверных], а правитель Египта – ее теоретик.

Амира Зарраб был хорошим человеком. Когда он в первый раз беседовал со мной, то сказал: „Исмаилиты говорят то-то и то-то“. Я сказал: „О, друг, не повторяй их слов, так как они изгои, и все, что они говорят, против религии“. Между нами были разногласия и споры, и он доказал ошибочность моих воззрений и разрушил мою веру. Я не признался ему в этом, но на мою душу эти слова возымели огромное влияние. Амира сказал мне: „Когда ты размышляешь, лежа ночью в своей кровати, то знаешь, что все сказанное мной тебе убеждает тебя“».

Позднее Хасан и его наставник разлучились, но молодой ученик продолжал свои поиски и читал книги исмаилитов, в которых нашел то, что убедило его, и другие вещи, которые оставили его неудовлетворенным. Тяжелая, ужасная болезнь завершила его обращение в новую веру. «Я думал: это действительно истинная вера, и из-за своего большого страха не признавал ее. Теперь настал мне назначенный час, и я умру, не познав истину».

Хасан не умер и по выздоровлении нашел себе другого наставника-исмаилита, который завершил его обучение. Затем он сделал следующий шаг: принес клятву верности имаму-Фатимиду, которую принял миссионер, получивший на это разрешение от Абд аль-Малик ибн Атташа, главы исмаилитской da‘wa, или миссии в Западной Персии и Ираке. Вскоре после этого в мае-июне 1072 года глава миссии лично посетил Рей, где познакомился с новообращенным. Он одобрил его, дал ему должность в da‘wa и велел ему ехать в Каир ко двору халифа, иными словами, явиться в штаб-квартиру исмаилитов.

Но Хасан поехал в Египет лишь несколько лет спустя. История, рассказанная некоторыми персидскими авторами и представленная европейским читателям Эдвардом Фитцджеральдом в предисловии к своему переводу рубаи Омара Хайяма, ставит своей целью изложить события, которые привели к его отъезду. Согласно этому рассказу, Хасан-и Саббах, поэт Омар Хайям и визирь Низам аль-Мульк учились у одного учителя. Эти трое заключили договор, что кто из них первым добьется в жизни успеха и богатства, тот поможет остальным двоим. Низам аль-Мульк со временем стал визирем султана, и его школьные товарищи выдвинули свои претензии. Им обоим были предложены посты губернаторов, от которых они оба отказались, хотя и по разным причинам. Омар Хайям хотел избежать ответственности, возлагаемой на него такой должностью, и предпочел пенсию и удовольствия на досуге. Хасан не захотел, чтобы от него отделались, дав ему должность в провинции, так как стремился к высокому положению при дворе. И вскоре стал кандидатом на пост визиря и опасным соперником самого Низама аль-Мулька. Поэтому визирь вступил против него в заговор и сумел ловко опозорить его в глазах султана. Опозоренный и возмущенный, Хасан-и Саббах бежал в Египет, где стал готовить месть.

В этой истории есть нестыковки. Низам аль-Мульк родился самое позднее в 1020 году и был убит в 1092 году. Даты рождения Хасана-и Саббаха и Омара Хайяма неизвестны, но первый умер в 1124 году, а последний – самое раннее в 1123 году. Судя по этим датам, очень маловероятно, что все трое могли быть современниками в учебе, и большинство исследователей отвергли этот красочный рассказ как выдумку. Более заслуживающее доверия объяснение отъезда Хасана дают другие историки. По их версии, он вступил в конфликт с властями Рея, которые обвинили его в укрывательстве египетских шпионов и ведении опасной агитации. Чтобы избежать ареста, он бежал из города и совершил несколько путешествий, которые и привели его в Египет.

Согласно автобиографическому фрагменту, он покинул Рей в 1076 году и отправился в Исфахан. Оттуда поехал на север в Азербайджан, а потом в Майяфарикин, откуда был изгнан по приказу кади за утверждение, что лишь имам имеет исключительное право толковать религию, то есть за отрицание власти суннитского улема. Продолжая свой путь через Месопотамию и Сирию, он добрался до Дамаска, где обнаружил, что наземный путь в Египет невозможен из-за вооруженных беспорядков. Тогда он повернул на запад к побережью, двигаясь на юг из Бейрута, отплыл из Палестины в Египет и 30 августа 1078 года прибыл в Каир. Его встречали высокопоставленные вельможи – придворные Фатимидов.

Хасан-и Саббах пробыл в Египте около трех лет – сначала в Каире, а затем в Александрии. По некоторым сведениям, он вступил в конфликт с главнокомандующим Бадр аль-Джамали из-за его приверженности Низару, был заточен в тюрьму, а затем выслан из страны.

Причина конфликта могла быть более поздним приукрашиванием, так как спор по поводу престолонаследия в то время еще не начался, но столкновение между пылким революционером и военным диктатором было вполне возможно.

Из Египта Хасан-и Саббах был депортирован в Северную Африку, но корабль франков, на котором он путешествовал, разбился; Хасан был спасен и отвезен в Сирию. Через Алеппо и Багдад он 10 июня 1081 года добрался до Исфахана. В течение последующих девяти лет Хасан-и Саббах много ездил по Персии, находясь на службе da‘wa. В автобиографическом фрагменте он пишет о нескольких таких поездках: «Оттуда [то есть из Исфахана] я поехал в Керман и Язд и некоторое время вел там пропаганду». Из Центрального Ирана Хасан возвратился в Исфахан, а затем отправился на юг и провел три месяца в Хузестане, где уже останавливался на обратном пути из Египта.

Он все больше стал сосредоточивать внимание на самых северных регионах Персии – на прикаспийских провинциях Гилян и Мазендеран и особенно на высокогорном регионе, известном как Дайлам. Эти земли, лежащие севернее горной цепи, которая ограничивает огромное Иранское нагорье, заметно отличаются по географической конфигурации от остальной территории страны; они были населены выносливыми, воинственными и независимыми людьми, которых иранцы, жившие на плато, долгое время считали отщепенцами и опасными обитателями. В древние времена правители Ирана так и не смогли подчинить их себе, и даже Сасаниды сочли необходимым построить пограничные крепости как оборонительные сооружения от их набегов. Арабы, завоевавшие Иран, преуспели чуть больше. Говорят, когда арабский полководец аль-Хаджадж собирался напасть на Дайлам, он приказал составить карту этой местности с изображением гор, долин и перевалов, показал ее делегации из Дайлама и призвал их сдаться, прежде чем он вторгнется и опустошит их край. Они посмотрели на карту и сказали: «Тебя правильно информировали о нашей земле и правильно все нарисовали за исключением одного: на карте не нарисованы воины, которые защищают эти перевалы и горы. Ты узнаешь о них, если захочешь проверить». Со временем Дайлам был обращен в ислам, но скорее мирным путем, нежели завоеванием.