Как и более ранние попытки дать этническое объяснение, эти теории экономической детерминированности обогатили наши знания об исмаилизме, направив его изучение в новые полезные русла; подобно более ранним богословским теориям они пострадали от чрезмерного догматизма, который подчеркнул одни аспекты и пренебрег другими, в частности социологией религии, лидерства и союзов. Очевидно, необходимо несколько расширить наши знания об исламе и его сектах, усовершенствовать наши методы исследования, прежде чем мы сможем решить, насколько значим был экономический элемент в исмаилизме и каким конкретно он был. Тем временем и опыт событий, и развитие научных знаний в наши дни могут наводить на мысль, что не так-то просто освободить национальные факторы от экономических или психических и общественных детерминант и что разграничение, столь важное для наших непосредственных предшественников, между правыми и левыми радикалами может когда-нибудь оказаться иллюзорным.

Ни одного простого объяснения не может быть достаточно, чтобы пролить свет на сложный феномен исмаилизма в сложном обществе средневекового ислама. Религия исмаилитов эволюционировала на протяжении длительного времени и на большой территории и означала разное в разные времена и в разных регионах. Государства исмаилитов были территориальными княжествами со своими присущими им внутренними различиями и конфликтами. Общественный и экономический порядок исламской империи, как и других средневековых обществ, представлял собой замысловатую и меняющуюся структуру, состоявшую из различных элит, сословий и классов, социальных, этнических и религиозных групп, – и ни религия, ни общество, в котором она появилась, еще не были должным образом исследованы.

Подобно другим великим историческим вероисповеданиям и движениям исмаилизм опирался на множество источников и служил для многих надобностей. Для одних он был средством нанесения удара по ненавистной власти с целью либо восстановления старого порядка, либо создания нового; для других – единственным способом достичь Божьей цели на земле. Для разных правителей он был способом добиться и поддерживать свою независимость вопреки чужеземному вмешательству или дорогой к созданию всемирной империи, страстью и ее удовлетворением, которые приносили чувство собственного достоинства и придавали смысл однообразной и невыносимой жизни, или учением об освобождении и разрушении, возвращением к истинам предков и обещанием просветления в будущем.

Что касается места ассасинов в истории ислама, то с разумной уверенностью можно изложить его в четырех пунктах. Во-первых, именно их движение, что бы ни было его движущей силой, считалось серьезной угрозой существующему порядку – политическому, общественному и религиозному. Во-вторых, они были не единичным явлением, а одним из длинного ряда мессианских движений, одновременно популярным и малоизвестным, вызванным к жизни глубоко скрытыми тревогами и время от времени разражавшимися вспышками революционного насилия. В-третьих, Хасан-и Саббаху и его последователям удалось придать новую форму и перенаправить смутные желания, дикие верования и бесцельный гнев недовольных в идеологию и организацию, которая по сплоченности, дисциплине и целенаправленной жестокости не имеет себе аналогов ни в более ранние, ни в более поздние времена. Четвертое и, наверное, самое главное: их окончательная и полная неудача. Они не свергли существующий порядок, им даже не удалось удержать ни один город – ни маленький, ни большой. Даже их замковые владения стали не более чем мелкими княжествами, которые со временем были сокрушены завоеванием, а их последователи превратились в маленькие и мирные общины крестьян и торговцев и стали одним сектантским меньшинством среди многих.

И все же скрытая сила надежды на мессию и революционное насилие, которая толкала их вперед, продолжала существовать, и их идеалы и методы нашли много подражателей. Для них великие перемены нашего времени дали новые причины для гнева, новые мечты о свершении и новые орудия нападения.