выражение ценно не только как способ передачи знания другим индивидам; оно обогащает и мое собственное личное сознание. Воплощаясь в конкретную мысль, абстрактное и сверхконцептуальное знание обретает формальную и эмпирическую ясность. Несмотря на все это, знание как информация играет лишь второстепенную роль; оно больше не имеет такого значения, как прежде. Это выглядит так, словно я в каком-то неясном и непонятном смысле уже знаю все, что надлежит узнать[37]. Если я сочту необходимым, то могу придать какой-то доле этого знания проявленную форму – чтобы оно открылось сознанию других (и моему собственному личному сознанию тоже). Но нет никакой внутренней необходимости (по крайней мере, такой, какую я сознавал бы), которая побудила бы меня к выражению и проявлению. Я чувствую себя совершенно свободным выбирать тот путь, какой пожелаю.

10. Самое же замечательное эмоциональное качество, нисшедшее в относительное сознание, – это счастье. Радость сознается как очень яркий опыт. Она сильнее всех известных мне переживаний и доставляет больше удовлетворения, чем любые достижения в мирской сфере. Описать это состояние счастья нелегко. По своей природе оно ни в коем случае не является неистовым или необузданным; напротив, оно довольно тонкое, хотя и весьма интенсивное. Все мирские наслаждения в сравнении с ним грубы и непривлекательны. Всякое «наслаждение» (если пользоваться этим термином в его индийском значении[38]) – доставляющее удовольствие или мучительное – я нашел в сравнении с этим счастьем более или менее неприятными. В особенности оно отличается от порочных наслаждений. Последние отмечены чувством вины, которое остается надолго после того, как само наслаждение порочным переживанием закончилось. Высшее счастье кажется почти (если не полностью) тождественным самой добродетели. Я склонен согласиться со Спинозой и заявить, что истинное счастье – это не просто награда за добродетель; оно и есть добродетель. Чувствуешь, что нет ничего правильнее, или праведнее, чем быть настолько гармонично согласованным в своем сознании, чтобы все время испытывать эту Радость. Это живая Радость, в которой как бы растворяются страдания тех, кто находится рядом с человеком, испытывающим ее. Других эта Радость тоже скорее обогащает, чем обедняет.

Сомневаюсь, чтобы кто-либо мог оценить потрясающее достоинство этого счастья, не испытав его непосредственно. Я чувствовал и продолжаю чувствовать, что никакая цена не была бы слишком высокой платой за его обретение. В мистической литературе такие заверения повторяются вновь и вновь. Кажется, что одно лишь краткое переживание этой радости стоило бы любого усилия и всех страданий, какие только может вместить целая жизнь, – если бы они оказались необходимыми для ее обретения. Теперь я понимаю, почему так часто мистическое выражено в восторженной форме. Требуется истинное самообладание и сдержанность, чтобы избежать злоупотребления превосходной степенью, – в особенности, когда понимаешь, что все эти выражения превосходной степени (как они воспринимаются в сфере обычного опыта) фактически весьма занижены. Цветистые обороты персидских и индийских мистиков вовсе не являются преувеличением. Однако у этого способа выражения есть недостаток: читателю-немистику кажется, будто у писателя-мистика нет критической перспективы. В этой радости даже можно потеряться, так что в идее «опьянения Богом» есть реальный смысл. В целом же кажется вероятным, что самое крайнее переживание этой Радости реализуют те, у кого наиболее развита эмоциональная сторона натуры. Если же с ней сравним (или превосходит ее) уровень познавательного интереса, то, скорее всего, в таком человеке мы обнаружим больше сдержанности (примером могут служить Спиноза и Будда).

Эта Радость кажется некой динамичной силой. Если бы было позволено говорить об ощущении энергии, то нужно было бы сказать, что, соприкасаясь с Радостью, исходящей с трансцендентного уровня (или отождествляясь с Ней), человек, несомненно, чувствует приток энергии. По моему опыту, самую близкую аналогию дает то ощущение энергии, которое я иной раз испытывал вблизи от мощного электрогенератора[39]. Есть что-то, о чем можно сказать как о потоке, хотя в плане наших обычных пространственных отношений невозможно определить никакого направления течения. Поток приносит с собой чувство физиологического, а также эмоционального и интеллектуального благополучия. Лишь радость от жизни в здоровой юности, не обремененной проблемами, смутно напоминает это ощущение. Эта Радость придает жизни блеск и окутывает все флером, создающим эффект (временами очень сильный) красоты. Не без удовольствия отмечу, что мне в определенной степени удалось продемонстрировать возможность индуцирования этой «энергии радости» у окружающих. Я обнаружил, что некоторые отмечают чувство радости, даже если я не говорил об испытываемом мною состоянии и никак его не проявлял. Вполне вероятно, что в этой «энергии» мы имеем дело с чем-то, что можно зафиксировать неким чувствительным инструментом. Какие-то наблюдаемые физиологические эффекты явно имеются. Уменьшается нервное напряжение, снижается потребность в обычной физической пище. Фактически, присутствует некое занятное чувство насыщения. С другой стороны, есть и некоторые побочные эффекты, которые наводят на мысль, что организм подвергся воздействию какого-то энергетического поля – слишком интенсивного или чересчур высокочастотного, так что переносить его нервной системе нелегко. Что касается меня, то за истекшие восемь месяцев я часто переходил от погруженности в это «силовое поле» к пребыванию более или менее вне его. Последнее я стал рассматривать как своего рода заниженное состояние. Преимущественно в первые дни тех периодов, когда эти проявления «энергии» и радости были особенно интенсивны, а также после них я обнаружил, что в последующих сниженных состояниях присутствовало тонкое ощущение усталости во всем теле. Возвращение радостного состояния тут же вызывало чувство благополучия. Однако я скоро понял, что должное внимание к возможностям физического организма делает необходимым разборчивое ограничение в вызове этого радостного «силового поля». Я обнаружил, что эта «энергия» подвластна воле (в ее личном проявлении) и может удерживаться в пределах той интенсивности, к какой организм способен адаптироваться. Похоже, что с течением времени мой организм постепенно приспосабливается к более высокому уровню энергии.

Бывает, что эта «энергия» кажется чем-то вроде огня, которому я тождествен[40]. Обычно этот огонь не сопровождается ощущением тепла, хотя при некоторых условиях тепло ощущается. Так, если я в этом «силовом поле» позволю себе какое-то тревожащее чувство, то начинается разогрев организма. Характер эффекта наводит на мысль, что эмоциональное волнение действует аналогично сопротивлению в электросети. Хорошо известно, что электропроводник с достаточно высоким сопротивлением будет нагреваться, так что данная аналогия возникает сама собой. Более того, похоже, что это «силовое поле» иногда вызывает ощущение тепла у тех, кто находится поблизости. Это внешние эффекты, явно доступные объективной фиксации. Тем не менее они вызваны состоянием сознания, которое я находил в значительной степени поддающимся сознательному контролю со стороны сугубо ментального воздействия, без использования дополнительных средств. Не подтверждает ли