не везло. Слышалось: «Человек за бортом!». Никто не отвечал – нечего было поделать. Можно было только молиться еще за одну душу.

Васко да Гама не боялся людей, но также он не боялся моря – он бросал вызов Нептуну. Он был на палубной надстройке вместе с пилотом, они отчаянно старались удержать штурвал и корабль. Сила рук против ярости стихии… Они рассекали плотный снегопад, мглу, рваный пейзаж – канаты, мачты, перекладины… Люди без лиц по углам. Корабль был соленым. Корабль пах как большая рыба. Он падал в бездну и взлетал на бурной волне до небес.

– Мы не можем, не получается, сеньор!» – кричал Пэру Аленькер.

– Можем, мы можем выжить! – громогласно отвечал Гама.

На корабле царил ужас. Больные катались из стороны в сторону, как дрова. Они закатывались кто куда и там оставались. Если им везло, то уже мертвыми. А другие, живые, с поломанными ногами, торчащими наружу костями… Кровь текла, страшные боли их медленно раздирали и убивали. Деревянные балки и бочки с порохом катались, сметали все и всех, давили, будто люди их враги. Никто не мог никому помочь. Море не давало передышки. Бог смотрел с другой стороны мира.

10. Бунт

Остаток ночи корабли кружили свободно, совершенно неуправляемые. Люди были вне себя, некому было удерживать штурвал, накинуть ярмо на это бешеное животное из дерева. На рассвете солнце увидело их. Люди лежали без сил и стыда, уставшие, беспорядочно. Ни статуса, ни этикета.

На корме, в трюме люди были втиснуты где угодно, словно крысы, во все щели, офицеры и моряки – кто где. Но хуже всего было то, что живые не отличались от мертвых. Цирюльник подносил зеркальце ко рту, чтобы понять, кто жив, а кто уже определен в ад. Живые и мертвые пахли одинаково ужасно. Кто не дышал на зеркало, отправлялся за борт, в пучину морскую, и эта могила вмещала всех.

– Море как небо голубое, но ангелы вместо крыльев там с жабрами, и горячатся, – выдал Гама.

Служитель культа Педру де Ковилья настаивал на мессе, это время для слова Божьего, слова за умерших людей. Но капитан не собирался договариваться, мириться. Для него сейчас терять время на церемонии с этими отбросами общества нельзя. Нельзя терять время. Они на службе у короля, но капитан считал, что все они убийцы и воры, что они больше дети волков, чем людей, люди с клыками, с пастями, а не с человеческими ртами.

– Эти люди не заслуживают Божьего спасения, Отца и Христа Искупителя, и даже черт с рогами их не ждет в аду. Останутся душонки в Чистилище, будут ждать, когда я вернусь в Лиссабон, и если о них мне напомнят, то я прикажу отслужить по ним мессу. А теперь работайте, мерзавцы, нужно удержать корабль.

Моряки еще мучились от водяных смерчей, а уже началась словесная буря – они видели, что их товарищей выкидывают в море, словно нечистоты. У людей кишки вылезали наружу. Споря с капитаном-мором, брат Педру да Ковилья молился. «Ego sum ressurectio et vita. Qui credit in me etiam si mortuus fuerit, vivet!». Он крестил каждое тело, брошенное в море. «Бог есть Воскрешение и Жизнь, кто в Него верит, жить будет вечно».

Люди не отвечали. Сжимали от ярости кулаки. А капитан не смотрел на море, не искал раненых, не слушал молитв. Он только отдавал приказы. «Надо укрепить мачту, корзины-площадки для дозорных». Люди неподвижно смотрели на него, словно голос неизвестно откуда приказал им застыть. И все подчинялись этому голосу, он эхом ходил внутри моряков, переполненных ненавистью к капитану.

– Давайте! Чего вы ждете?

Тишина. Даже те, кто мучился, не стонали.

– Невозможно, сеньор. Нужно идти к земле. Люди себя исчерпали, они должны отдохнуть, набраться сил, – ответил боцман, и все застыли, словно это были слова лично каждого из них.

Васко да Гама не привык слушать голос тех, кто ему противоречил. Он плавал со многими нерешительными людьми и знал, что колебаться – значит умереть. Он ведь сам руководил злодеями, чтобы покончить с разбойниками в Средиземном море. Васко усвоил, что проявить слабость означает потерять контроль над такими людьми, особенно в чертовых землях и морях, где все против всех. Обстановка на корабле походила на саботаж, а этого он не мог позволить.

Он взглянул на двух офицеров, что стояли рядом, и приказал:

– Арестуйте его!

Люди смотрели на Васко, они колебались, думали его остановить. Остальной экипаж тоже был поражен его приказом.

– Арестуйте его, я сказал! – повторил капитан.

Офицер взглянул на моряков и почувствовал их яростные взгляды. Десятки людей на пределе своих сил, готовые на все. Офицер боялся худшего и собрал все свое мужество. Он посмотрел внимательней и увидел, что на палубе мало его вооруженных людей – многие солдаты были без сил, много было раненых, больных или уже мертвых. Вооруженные люди не смогли бы противостоять орде восставших моряков, уже потерявших страх. Он видел, как они, улыбаясь, хватаются за крюки, отрывают металлические части. Последовала тишина. Паруса не трепетали, даже море голоса не подавало.

– Чего ждете? Арестуйте его сразу, этого негодяя! – слепой от гнева орал капитан. Офицер лишился голоса и перестал двигаться.

– Сукин сын! – Гама вынул саблю и провел лезвием по горлу офицера. Струя крови побежала на грудь, глаза расширились, офицер упал на колени, упал без жизни. Как ствол на мокрую палубу корабля. Капитан наступал с саблей с кровавым лезвием на старшего матроса. Люди почувствовали, что сейчас случится еще одно убийство и бросились на капитана.

– Как вы смеете, выродки! – Военные, видя, что их мало, что их офицер убит, застыли и не пришли на помощь капитану. Глава бомбардиров, косой, со шрамом на лице от других битв, не колебался. Он напал на капитана со спины, ударил металлическим крюком по голове, и тот упал. И тут все навалились на него с такой яростью, будто он чертов неверный мусульманин. Ему держали руки, его били, потом привязали к столбу. Плеснули на лицо холодной воды, чтобы привести в чувства.

– Возвращаемся в Лиссабон. К черту эти земли неверных, здесь полно демонов, нет такого перца, что стоил бы этих мучений, – категорично заявил главный пушкарь, который напал на Васко да Гаму и взял под контроль ситуацию. Он был плотным человеком, его мускулы – натренированными удерживанием подставок для тяжелых пушек.

Васко посмотрел ему в глаза и прорычал:

– В Лиссабон? Единственное место, куда ты отправишься, это ад, сын большой потаскухи. Клянусь ранами Христа, что я прикажу