и «Соколов», приуроченный к столетию Тараса Шевченко. Это была кульминация самых масштабных празднеств, которые когда-либо организовывали украинцы Австро-Венгрии, – торжества к юбилею поэта проходили по всей Галиции[204]. Новость из Сараево пришла в разгар праздничных мероприятий – К Левицкому о случившемся сообщил галицийский наместник В. Корытовский. Вечером того же дня иногородние участники и гости слета стали разъезжаться[205]. Многих украинцев встревожила гибель эрцгерцога. Этнограф В. Гнатюк писал коллеге в Россию, что убийство «может иметь для нас очень фатальные последствия»[206]. «У каждого невольно напрашивается вопрос: что же дальше будет?» – признавался в письме епископу Перемышльскому его помощник[207]. Главный украинский политик Буковины Н. Василько уже 28 июня, в поезде на пути из Львова в Черновцы, заявил коллегам, что война неминуема[208]. Конечно, эти опасения разделяли не все украинцы – большинство не предполагало скорой войны. Один из участников львовского слета вспоминал, что сараевское убийство «не могло нам, молодым, испортить этого прекрасного настроения… перед заслуженным отдыхом»[209][210]. Юрист В. Крушельницкий на следующий день после гибели престолонаследника пошел хлопотать о своем назначении на пост в галицийском наместничествем, а деятель УНДП Т. Войнаровский на целый месяц уехал отдыхать в Германию. В дни июльского кризиса он отнюдь не торопился возвращаться во Львов, чтобы вывезти свое имущество[211].

Ничего серьезного поначалу не предрекала и украинская пресса. 29 июня газета «Діло» допустила «российскую руку» в подготовке покушения[212], но не посчитала это поводом к войне. В последующие дни «Діло» писало о России исключительно в русле обвинений против поляков, уличая тех в пророссийских симпатиях[213]. Лидеры украинских партий, комментируя возможные последствия убийства в партийной печати, Россию не упоминали даже завуалированно[214]. Украинский деятель из Киева Д. Дорошенко, побывавший во Львове в начале июля, вспоминал, что местные украинцы верили в мирное разрешение кризиса[215]. Даже К Левицкий в мемуарах признавал, что не предполагал «опасных последствий» инцидента в Сараево. 12 июля был распущен галицийский сейм, и политики стали готовиться к осенним выборам. На заседании Украинского парламентского клуба 16 июля обсуждались вполне «мирные» вопросы: будущий созыв рейхсрата, создание университета и назначение украинцев на административные посты в Галиции[216].

28 июля 1914 года Австро-Венгрия объявила войну Сербии, и это стало более тревожным сигналом. Украинские политики Галиции сразу вступили в соревнование с поляками в демонстрации преданности Габсбургам. 29 июля во Львове прошла многолюдная польская манифестация в поддержку императора, а уже на следующий день украинцы провели свою демонстрацию. «Діло» утверждало, что на ней собралось втрое больше людей[217]. С. Баран в газете «Свобода» призвал соотечественников поддержать Австро-Венгрию как государство, чьи интересы совпадают с интересами украинцев, поскольку «только тут, в Австрии, а не в России… украинский народ имеет возможность свободно развиваться, расширять свои права и получать новые»[218].

Украинские лидеры принялись за консолидацию национальных политических сил в новых условиях. Соседи-поляки сделали это раньше, уже в последних числах июля создав во Львове Центральный национальный комитет. 1 августа К Левицкий собрал группу представителей УНДП, УРП и УСДП и предложил учредить межпартийный орган для определения вектора украинской политики во время войны[219]. После недолгой дискуссии собравшиеся создали политическое представительство галицийских украинцев – по четыре делегата от каждой из трех партий. Так появился Главный украинский совет (ГУС; по-украински – «Головна українська рада», ГУР), его председателем предсказуемо стал К. Левицкий.

3 августа 1914 года ГУС издал воззвание к украинскому народу, в котором говорилось, что на Европу надвигается «буря войны» и Российская империя грозит украинцам Австро-Венгрии тем же «ярмом», под которым находятся 30 миллионов поднепровских украинцев. Поэтому члены ГУС призывали соотечественников поддержать монархию Габсбургов в борьбе с «историческим врагом Украины»: «Победа австро-венгерской монархии будет нашей победой. И чем большим будет поражение России, тем скорее пробьет час освобождения Украины»[220]. По справедливому замечанию польского историка Ю. Скшипека, текст создавал впечатление, что ГУС выступает и от лица Поднепровской Украины[221]. О разделе Галиции в воззвании ГУС ничего не говорилось – чтобы не провоцировать поляков. Украинские политики Буковины во главе с Н. Василько адресовали землякам похожее воззвание с призывом пойти на любые жертвы ради императора и монархии[222]. Как отмечал годы спустя С. Баран, заявление буковинцев было более верноподданническим по сравнению с «боевым текстом» галичан[223].

Состав ГУС не отражал реальной расстановки сил на галицийско-украинской политической арене: УНДП была представлена наравне с партиями, многократно уступавшими ей по влиянию. Из 13 членов ГУС лишь пятеро были депутатами сейма последнего созыва, четверо из этих пяти также были действующими депутатами рейхсрата. К. Левицкий понимал это: накануне создания ГУС он сказал однопартийцу, что считал необходимым сформировать орган пропорционально числу мандатов партий в сейме и парламенте, но уступил во избежание споров[224]. Пожертвовать удалось лишь ХОС А. Барвинского: представителей этой непопулярной и малочисленной партии в ГУС вообще не пригласили. Еще одной причиной слабости состава ГУС было то, что создавался он в пору каникул, когда многих украинских политиков не было во Львове[225]. К Левицкий даже обратился через «Діло» к коллегам, которые находились за пределами Галиции, с просьбой срочно вернуться и связаться с ним[226].

Больше всех от создания ГУС выиграли социал-демократы, до войны провалившиеся на парламентских и сеймовых выборах и пережившие раскол. Трое из четверых членов УСДП, вошедших в ГУС, потерпели полное фиаско на упомянутых выборах в рейхсрат: первые двое в своих округах заняли пятые места, уступив русофилам, а Темницкий и вовсе показал худший результат. Тогда, в 1911 году, «Діло» насмехалось над Темницким, который два месяца агитировал в селах и в итоге набрал меньше всего голосов[227]. Теперь вчерашний аутсайдер заседал в ГУС наравне с маститыми политиками. Впрочем, у деятелей УСДП были свои сильные стороны: они превосходили коллег в широте кругозора и интеллектуальной подкованности и лучше ориентировались в российской ситуации, поскольку сотрудничали с тамошними украинскими социал – демократами[228].

В августе внимание ГУС было приковано к организации украинского национального формирования в составе австровенгерской армии – аналога польского легиона. Решение о его создании приняли на первом же заседании совета. Весь август члены ГУС собирались часто и засиживались допоздна[229]. С первого дня работы над созданием украинского формирования дала о себе знать взаимная неприязнь основателя «Сечей» К. Трилевского и лидера «Сокола-Батька» И. Боберского. Последняя ссора между ними случилась перед самой