Успеху Рудницкого способствовало то, что его тезисы перекликались с популярной в Германии расовой историософией – война виделась как столкновение рас[293]. Уже в конце ноября 1914 года германский посол в Вене подмечал, что разъяснительная работа снизила градус недоверия правительства к украинцам[294]. Польские лидеры, наоборот, были встревожены встречными обвинениями – в феврале 1915 года польские депутаты рейхсрата непублично обсуждали «гнусные инсинуации, ложь и клевету со стороны украинцев»[295]. Впрочем, некоторые украинцы отмечали, что брошюры на немецком языке стали распространяться слишком поздно и уже не приносят реальной пользы[296].

Одну из главных причин своего отставания от польских конкурентов – оторванность от родных земель и от своих соплеменников – украинские политики пытались конвертировать в преимущество. Они последовательно заявляли о себе как о главной жертве войны и главной силе в Восточной Галиции. Несмотря на все внутренние противоречия, украинский лагерь делал это консолидированно – в вопросах «общенационального» значения политики были едины. В январе 1915 года «Діло» подчеркивало, что из всех народов империи от войны больше всего страдают украинцы[297], и, поскольку они подразумевали всех русинов, это было правдой – все полгода войны бои шли на территории их компактного проживания.

В пору «эмиграции» украинским политикам приходилось постоянно ограничивать себя в изложении своих амбициозных планов на будущее: как позднее отмечал один из них, «разводить дискуссию об общем положении украинского вопроса просто не было возможности»[298]. В марте 1915 года газета «Діло» называла главной задачей украинских политиков в «эмиграции» сохранение здорового украинского общества, готового после войны вернуться на родину и строить «новую, свободную Украину»[299]. Под «свободной Украиной» подразумевались автономия в рамках Австро-Венгрии и независимость Поднепровской Украины, но последнюю автор статьи признавал «утопической в нынешней ситуации», предлагая сосредоточиться на более реалистичной идее автономии[300]. Главным аргументом в пользу создания независимого государства на Поднепровской Украине была ее роль буфера, защищающего Европу от «экспансии московского племени»[301], но в диалоге с австрийскими и германскими властями украинские политики прибегали и к более прагматичным аргументам, указывая, что отрыв Украины от России серьезно ослабит экономику последней, а сама Украина станет важным источником сырья и рынком сбыта промышленной продукции для Центральных держав[302].

Лидеры украинцев исключали любое сотрудничество с поляками, которое касалось бы Восточной Галиции. Поначалу они и сами хотели создать в Вене единый польско-украинско-еврейский комитет вспомоществования беженцам, но потом неоднократно отказывались от этой идеи[303]. «Украинский комитет вспомоществования» помогал «своим» беженцам независимо от польского аналога. В мае 1915 года украинцы даже предложили польскому политику В.Л. Яворскому войти в комитет для вдов и сирот воинов, павших в Галиции, как единственному поляку среди нескольких украинцев[304]. При всем этом первые полгода войны украинский истеблишмент четко следовал по проторенному поляками пути: национальный представительный орган, национальный добровольческий легион, собственный комитет вспомоществования – все повторяло шаги, предпринятые ранее соседями.

Украинским политикам удавалось объединяться по ключевым вопросам, но всегда выступать единым фронтом мешали внутренние противоречия. На протяжении периода «эмиграции» они соотносились с колебаниями украинцев во внешних ориентирах. Этими ориентирами были Австро-Венгрия и союзная Германия.

Одним из главных противоречий между союзницами был польский вопрос: в состав обеих держав входили земли, населенные поляками. Глава австрийского правительства Карл фон Штюргк считал, что Берлин хочет сместить интересы Вены с Польши на Украину и скорее уступит ей украинские земли Российской империи, нежели польские[305]. Его соратник Василько, несомненно, был того же мнения, поэтому для себя в поддержке Германии они с Левицким не видели противоречий с австрофильским курсом.

«Яблоком раздора» между украинскими политиками Австро-Венгрии стал Союз освобождения Украины – единственная украинская организация в Вене, которая имела финансовую поддержку правительства, но не зависела от Василько и Левицкого. В начале войны именно с СОУ Вена связывала план организовать восстание на украинских землях Российской империи. Василько пытался подступиться к СОУ еще в начале сентября 1914 года, но ему дали понять, что подготовка восстания – это прерогатива МВД[306]. Власти Австро-Венгрии не жалели средств на украинских политэмигрантов: если ГУС получил 50 тысяч крон, то СОУ – 100 тысяч[307]. Левицкий, которому поручили передать деньги представителям союза, явно был не рад и даже пытался забрать часть средств себе[308]. От Германии, также заинтересованной в восстании в российской Украине, политэмигранты получили еще больше: если ГУС в сентябре 1914 года просил у Берлина 131 тысячу крон, то СОУ – 1 млн рублей и 100 тысяч немецких марок, то есть без малого 480 тысяч крон[309].

Пользуясь благосклонностью Вены и Берлина, руководство СОУ не только вело свою игру, но и привлекало к сотрудничеству критиков Левицкого и Василько из числа австрийских украинцев. 25 сентября 1914 года бывший германский консул во Львове докладывал в Берлин, что оба политика не пользуются авторитетом у политэмигрантов из России[310]. Как верно отметил Ю. Скшипек, германские власти, поначалу уверенные в единстве австрийских и «приезжих» украинцев, быстро поняли ошибку и «перешли на „великоукраинский“ курс, сохранив к австрийским украинцам приязненное отношение»[311].

26 октября на заседании ГУС представители СОУ предложили преобразовать совет в общеукраинское представительство и включить туда их как делегатов от партий российской Украины. Идею поддержали члены УСДП и УРП, которым СОУ помогал деньгами. Обсудить условия реорганизации лидеры СОУ предложили на большой конференции[312]. Столь явного вмешательства в украинскую политическую жизнь Австро-Венгрии Василько и Левицкий стерпеть не могли. Понимая, что с присоединением членов СОУ ГУС выйдет из-под их контроля, два политика оспорили право СОУ представлять российских украинцев. Предлог был убедителен – отсутствие оснований для легитимного представительства. В противовес лидерам СОУ были использованы отвергнутые ими Дмитрий Донцов и Николай Зализняк, покинувшие СОУ еще осенью[313], но не отказавшиеся от политических амбиций. К дискредитации СОУ в печати был привлечен также украинский эмигрант из России Владимир Степанковский, которого в союз не приняли изначально. Всем троим присылал деньги Василько[314].

Левицкий, не желая усугублять раскол в своей партии, уклонялся от прямого отказа сотрудничать с СОУ, но Василько направлял его в нужное русло. 7 декабря он отправил компаньону письмо, где подчеркнул, что выходцы с Поднепровской Украины в Вене никем не уполномочены, а значит, не являются ее легитимными представителями и буковинцы не будут иметь с ними дел[315]. Для большего эффекта Василько жаловался на УНДП своему покровителю К. фон Штюргку. В конце 1914 года, принимая