войной, во время подготовки слета к столетию Шевченко. Трилевский и Боберский спорили, кто возглавит торжественное шествие, потом договорились пойти рядом, но стали выяснять, кто будет справа, а кто – слева. За день до мероприятия Боберскому сказали, что Трилевский планирует появиться на мероприятии верхом в костюме гетмана. Боберский не находил себе места и даже задумал похитить костюм, но, к его счастью, известие оказалась слухом[230]. Этот комичный эпизод показывает, что трудности при создании украинского формирования во многом были предопределены заранее.

В новых обстоятельствах значение Трилевского как лидера массовой военизированной организации существенно возросло. В июле 1914 года именно он поехал в Вену договариваться с военным министерством о создании украинского легиона[231]. Теперь Трилевский настаивал, чтобы в названии подразделения непременно фигурировало слово «сечевой». Боберский возражал, что оно будет непонятно иностранцам, и предлагал альтернативы типа «украинских стрельцов» и «украинских добровольцев», а также компромиссные «Сокольские сечи» или «сечевые соколы»[232]. В итоге Трилевский добился своего – выбор пал на вариант «Украинские сечевые стрельцы» (УСС; «Українські січові стрільці»). Назвать руководство УСС «генеральным штабом» австрийские власти не разрешили, так появилась «Украинская боевая управа» (УБУ; «Українська бойова управа»). Трилевский сопротивлялся тому, чтобы в УБУ вошел Боберский, но в итоге уступил[233].

7 августа «Діло» опубликовало совместное воззвание ГУС и УБУ к украинскому народу. Организации призывали украинцев, не подлежавших призыву на военную службу, – «молодых и старших, интеллигенцию, крестьян, мещан и рабочих», вступать в ряды УСС. На местах в Галиции должны были появиться общественные комитеты для информирования населения и набора добровольцев[234]. Галицийско-украинская общественность поначалу прохладно отнеслась к идее УСС – добровольцев считали романтиками и утопистами. Как вспоминал один из пионеров стрелецкого движения, «безразличием к этому делу веяло на каждом шагу»[235]. 46-летний преподаватель гимназии, записавшийся в УСС, был раскритикован старшими родственниками как «вечный фантаст, ради мечтаний оставляющий на произвол химерной судьбы семью и маленького ребенка»[236]. В некоторых местах добровольцев почти не собирали: депутат рейхсрата от УНДП М. Петрицкий впоследствии писал, что считал организацию УСС «национальным преступлением», и в его Гусятинском повете «вообще никто украинских стрельцов не организовывал»[237]. Эти настроения описал Н. Голубец в художественном очерке, посвященном первым шагам УСС. В нем приходской священник разговаривает с молодым абитуриентом и скептически отзывается о стрельцах:

«– Много бы чего я хотел, но в ваших „стрельцов“ не верю.

– Почему, если можно узнать?

– Потому что они если и будут, то будут не украинские, а австрийские стрельцы, потому что никто их за день-два не научит стрелять, а о том, что сечевые, нечего и говорить. Может, вы думаете иначе, но „сечевая“ традиция – это не традиция. И та, с Днепрового Луга, и та „сечь“ Трилевского, что только и умеет, что не сбросить шапки перед церковью»[238].

Молодые люди, которые записывались добровольцами, придерживалась иной позиции. «Счастливыми были тогдашние мечты. Мерещились просторы Украины, степи, могилы, дороги Хмельницкого, Мазепы, Выговского, Черное море. Одним словом – романтика», – описывал свои впечатления бывший стрелец[239]. Вчерашний выпускник гимназии М. Хроновят после объявления войны попрощался с родителями и уехал на велосипеде в Перемышль, чтобы присоединиться к войскам[240]. Отцы несовершеннолетних добровольцев писали прошения о разрешении сыновьям на вступление в легион[241]. Итоги призыва удивили скептиков и недоброжелателей: во второй половине августа сборные пункты зарегистрировали около 28 тысяч добровольцев[242]. А. Чайковский, руководивший процессом в Самборском повете и поначалу не веривший в успех, был поражен результатами: «Молодежи вызывалось все больше, приходили даже хромые и такие мальчишки, которые на первый взгляд не годились в армию»[243]. Местные комитеты привлекали гимназистов к сбору средств на нужды украинских добровольцев[244].

Больше всего желающих вступить в легион собралось во Львове. К концу августа там было сформировано несколько сотен УСС, и их объединили в два куреня. Взгляды новоиспеченных стрельцов на будущее были неопределенными: «Хотели прежде всего разбить Россию, а потом будет видно, что делать»[245]. Украинский легион имел одно безусловное преимущество перед польскими прототипами: если формирования поляков могли появиться и в русской армии (что и произошло), то аналогов УСС там быть не могло, потому что власти России не признавали украинской национальности как таковой.

4 августа 1914 года во Львове был создан Союз освобождения Украины (СОУ) – организация политэмигрантов из России, выходцев из тамошних Революционной украинской партии и Украинской социал-демократической рабочей партии. Первым главой СОУ стал Дмитрий Донцов. О создании союза члены организации уведомили Андрея Шептицкого и К Левицкого, те пообещали оказать поддержку. СОУ получил представительство в ГУС – два места с совещательным голосом[246]. Объединение с поднепровскими украинцами, пусть и никем не уполномоченными, стало для украинского движения в Австро-Венгрии важным символическим шагом.

С самого начала войны прямые контакты с австрийскими правящими кругами и военными властями поддерживали только К Левицкий и Н. Василько. Главной темой обсуждения был украинский легион. По иронии судьбы, 6 августа его главный идейный вдохновитель К. Трилевский слег из-за внезапной болезни и на десять дней вышел из строя[247]. К. Левицкий весь август провел в разъездах. В первых числах месяца он посетил ряд закрытых совещаний во Львове с участием дипломатического агента Э. Урбаса, специально прибывшего из Вены для переговоров с украинцами. На совещаниях обсуждались перспективы украинской государственности и проблема создания национальных частей в австро-венгерской армии[248]. 14 августа Левицкий встречался в Вене с главой правительства, военным министром и главой МИД, а 15 и 16 августа – с братом митрополита Галицкого, полковником генштаба С. Шептицким, которому поручили курировать украинский легион. На некоторых встречах главу ГУС сопровождал Василько. 24 августа Левицкий приехал в столицу Германии, где обсуждал с высокопоставленными чиновниками проблемы взаимодействия украинских лидеров с австро-венгерскими властями. О результатах своих визитов в Вену и Берлин Левицкий отчитывался перед ГУС. Вечером 29 августа, после очередного отчета, он отправился из Львова в Вену на новые переговоры[249]. Возможности вернуться ему пришлось дожидаться почти год.

С самого начала войны Левицкий и Василько поставили украинскую политику под свой контроль. Этот тандем сулил выгоду обоим: Левицкий был украинским политиком номер один в Галиции, Василько – на Буковине. Никто из украинских деятелей Австро-Венгрии не имел таких обширных связей в Вене, какими располагал Василько. По выражению одного журналиста, буковинец провел Левицкого «в глубокие недра практической политики»[250]. 15 августа на заседании УПК в Вене сформировалась