Александр чувствовал, если ему не удастся объединить большую часть городов-государств в единую Италию, управляемую законами святого престола, варвары-турки наверняка их покорят. Они при первой возможности двинулись бы на римские территории. Сколько душ будет при этом потеряно, не говоря уже о церковных доходах! Но самое главное, если бы он не смог защитить Рим от вторжения, если бы ему не удалось использовать дарованную Папе власть на укрепление святой матери-церкви, другой кардинал, без сомнения, Джулиано делла Ровере, занял бы его место и вся семья подверглась бы чудовищной опасности. Многим наверняка грозило бы обвинение в ереси, а после пыток — казнь. Богатства, накопленные за много лет, достались бы другим людям. «Чтобы не допустить такого кошмара, — думал Александр, — моей дочери придется пойти на жертвы».

Он провел бессонную ночь, вышагивая взад-вперед по своим апартаментам, преклоняя колени перед алтарем, молясь о наставлениях свыше, всесторонне обдумывая свой план, а утром вызвал детей: Чезаре, Хуана и Лукрецию.

Хофре был еще слишком мал и не отличался умом. Столь сложные проблемы только сбили бы его с толку.

Будь в апартаментах посторонние, Лукреция поклонилась бы отцу, поцеловала перстень, опустилась на колени, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Но в присутствии одних лишь братьев она подбежала к отцу, обняла за шею, нежно поцеловала. Эта девочка знала, как растопить сердце Папы.

Но сегодня, вместо того чтобы прижать к себе, Папа Александр оттолкнул дочь и поставил перед собой на расстоянии вытянутой руки.

— Что случилось, папа? — в голосе Лукреции звучало изумление. На глаза навернулись слезы: она подумала, что чем-то прогневала отца. В тринадцать лет она уже превратилась в красавицу, высокого роста, с белоснежной кожей, очаровательным, словно с полотен Рафаэля лицом.

Светлые глаза лучились умом, при ходьбе бедра грациозно покачивались. Для Александра Лукреция всегда была светом в окошке. В ее присутствии мысли о стратегических замыслах как-то не шли в голову.

— Папа, что случилось? — нетерпеливо повторила Лукреция. — Чем я не угодила тебе?

— Ты вскорости должна выйти замуж, — прямо ответил он.

— О, папа, — Лукреция упала на колени. — Я еще не готова покинуть тебя. Я лучше умру.

Александр поднял дочь с колен, прижал-таки к себе, погладил по волосам, утешая плачущего ребенка.

— Ш-ш-ш, ш-ш-ш, — зашептал он. — Лукреция, мне необходим этот союз, но сие не означает, что тебе придется сразу уехать. А теперь вытри слезки и позволь все объяснить.

Она села у его ног на расшитую золотом подушку и все внимательно выслушала.

— Миланская семья Сфорца очень влиятельная, а племянник Мавра, молодой Джованни, только что потерял жену. Он согласен на брачный союз. Ты знаешь, я хочу лучшего для всех нас. И ты достаточно взрослая, чтобы понимать, что без союза с самыми могущественными семьями Италии Папой я пробуду недолго. Тогда мы все будем в опасности, а вот этого я допустить не могу.

Александр замолчал, начал прохаживаться по просторной комнате, гадая, как наиболее деликатно перейти к следующему этапу намеченного им плана.

Наконец остановился перед дочерью.

— Ты знаешь, что женщины делают в постели с мужчинами? Кто-нибудь тебе объяснял?

— Нет, папа, — ответила Лукреция и впервые порочно улыбнулась ему: она не один раз видела, что так улыбаются куртизанки…

Александр в удивлении покачал головой. Дочь у него просто клад. Такая же эмоциональная, как мать, и умна не по годам.

Он подозвал сыновей, Чезаре и Хуана. Они подошли, опустились на колени, в знак уважения склонили головы.

— Встаньте, дети мои, — приказал им отец. — Мы должны поговорить. Необходимо принять важные решения, ибо наше будущее может зависеть от того, как закончится наша беседа.

Чезаре отличали ум и умение видеть и решать проблему в комплексе, но ему недоставало легкости и беззаботности, свойственной Лукреции. С детства он стремился во всем быть первым, достигая цели всеми имеющимися в его распоряжении средствами. Хуан, с другой стороны, очень уж остро чувствовал собственные обиды, оставаясь совершенно безразличным к обидам других. Жестокий по натуре, он большую часть времени кривил губы в сардонической усмешке. Природа обделила его не только веселостью сестры, но и харизмой брата. Однако Александр очень любил его, ощущая в нем уязвимость, которая отсутствовала у Чезаре и Лукреции.

— Папа, зачем ты нас позвал? — Чезаре смотрел в окно. Бьющая через край энергия распирала его. День выдался прекрасным, ему хотелось провести его в городе. — В полдень на площади большой карнавал, который нам…

Александр направился к своему любимому креслу, которое стояло в углу.

— Сядьте, дети мои.

Все трое опустились на большие шелковые подушки.

Он улыбнулся, обвел их рукой.

— Мы — самая великая семья в христианском мире.

Нас ждут подвиги, которые мы совершим во славу святой римской католической церкви. Мы спасем много душ и будем жить очень неплохо, выполняя Божью волю. Но каждый из нас знает, что все это требует жертв. Как нам известно из жизни многих святых… великие деяния требуют великих жертв, — он осенил себя знаком креста.

Посмотрел на Лукрецию, которая сидела у его ног, привалившись к плечу брата Чезаре. Рядом с ними, но отдельно, расположился Хуан, полируя новый кинжал, который ему недавно подарили.

— Чезаре, Хуан? Я полагаю, каждый из вас спал с женщиной?

Хуан нахмурился.

— Конечно, папа. Почему ты задаешь этот вопрос?

— Прежде чем принимать важное решение, необходимо иметь в своем распоряжении как можно больше соответствующей информации, — назидательно ответил Александр и повернулся к старшему сыну.

— Чезаре, а ты? Ты спал с женщиной?

— Со многими, — просто ответил Чезаре.

— Они оставались довольны? — спросил Александр обоих.

Хуан нетерпеливо дернул плечом.

— Откуда мне знать? — он хохотнул. — Об этом положено спрашивать?

Папа отвечать не стал, повернулся к старшему сыну.

— Чезаре, женщины, с которыми ты спал, оставались довольны?

Чезаре широко улыбнулся.

— Полагаю, что да, папа, потому что каждая просила о новой встрече.

Папа Александр искоса глянул на дочь, которая с живым интересом наблюдала за происходящим, вновь посмотрел на сыновей.

— Кто из вас согласится переспать с сестрой?

На лице Хуана читалась скука.

— Папа, я бы предпочел уйти в монастырь.

— Ты — глупый молодой человек, — отчитал его Александр, но улыбнулся.

А Лукреция уже хмурилась.

— Почему ты спрашиваешь моих братьев, а не меня? — пожелала знать она. — Если один из них должен переспать со мной, почему я не могу сделать выбор?