— Его ученость сообщает, что потока нам не миновать. Очень сильное... гм-гм... как перевести? Очень сильное возмущение, нас отсекло от барона и остальных.

Несколько секунд по дороге вслед за каретой бежала стайка белок, за ними выскочили лисицы и снова спрятались на обочину. Зверье не желало покидать свое привычное время.

— И что теперь будет? — Мария держала здоровую руку на рукоятке пистолета, а локтем больной зацепилась за оконную решетку, чтобы не свалиться от толчков.

Три из четырех ламп в коридоре погасли. Бернар и Саня вцепились в поручни. На лестнице показалась всклокоченная голова тети Берты, она прокричала, что от тряски дядюшке Эвальду стало хуже.

— Его светлость милорд Фрестакиллоуокер считает, что мы имеем дело с так называемым «вороньим клином». Это явление не характерно для равнинных областей, очень редкий случай.

— А можно обойтись без перечисления этих дурацких титулов? — фыркнула наездница. — Поверьте мне, я их наслушалась в молодости достаточно! Вся эта словесная плесень не стоит ломаного гроша.

Дядя Саня посмотрел на Марию укоризненно, но ничего не сказал. В эту секунду от сильного толчка распахнулась дверь в каюту мужчин, в коридор высыпались остатки еды со стола, покатились стаканы, разбилось стекло. Тетя Берта едва увернулась от летящего в нее чайника, выругалась и поползла по лестнице вниз. Младшая не удержалась на ногах, но фомор, проявив потрясающую ловкость, поймал ее своей лапищей у самого пола.

Не успела она пробормотать слова благодарности, как сорвались крючки на плоском ящике, висевшем у самого окна. Анка только теперь обратила внимание, что возле каждого окошка, в коридорчике и каютах, имелся такой запертый шкафчик, вроде противопожарного щитка. Но в открывшемся ящике не было ничего для тушения пожара, скорее, наоборот. Анка поняла только, что это какое-то хитроумное оружие, для стрельбы через окно. Нечто похожее на арбалет, но с несколькими короткими луками, натянутыми стальными пружинами и сразу пятью стрелами на боевом взводе. Каждая стрела заканчивалась промасленным железным наконечником, обмотанным паклей. Магистр Уг нэн Наат спешно затворил шкафчик, но увиденного оказалось достаточно. Младшая задумалась — от кого же фомор готов оборонять каждое окошко в своей передвижной крепости?

Похоже, магистр и пикси закончили сравнивать бег стрелок на своих приборах и пришли к какому-то выводу.

— Нам не имеет смысла убегать, — перевел дядя Саня. — Впереди — переправа через реку, очень опасно оказаться втянутыми в омут посредине реки. Сравнив данные двух цайтмессеров, можно ожидать десятичасовой воронки, не больше. А впереди, скорее всего, второй край «вороньего клина». Мы остановимся и переждем.

— Это колдовство, — сказал Бернар. — Они употребили слово «колдовство». Если уж переводите, так не бойтесь сказать все.

—Я, кажется, не вполне понял, — смутился русский фэйри.

— Его ученость выразил мнение, что против нас использовано колдовство, и Его милость с ним охотно согласился. Эта дорога еще вчера была чистая до самой Фермы-у-Воды. Торговцы по ней ездят уже двенадцать лет без охраны, и магистрат не планировал переносить дорогу в другое место. «Вороний клин» не встречается на равнине, нам хотят помешать.

— Там сзади... быстрое время? — шепотом спросила Анка. Мысленно она уже представила, как от соприкосновения с солнечным пузырем ее кожа сморщивается, прямо как на руке у Марии. Как выпадают волосы и зубы, со скрипом сгибается позвоночник, и девушка, спустя минуту, превращается в шамкающую, трясущуюся старуху.

Лучше уж сразу умереть!

Она надеялась, что Бернар ответит или переведет. Втайне она надеялась, что он хотя бы погладит ее по плечу, если уж боится при всех обнять, но парень не отреагировал. Дядя Саня перевел вопрос, и королевский поверенный с готовностью пропел в ответ.

— Нет, это время, напротив, медленное. Однако в такие омуты попадать не менее опасно. Его милость говорит, что сейчас мы наблюдаем день, которому несколько недель или несколько лет. Судя по размеру деревьев, это очень медленное время.

Деревья как деревья. Граница почти догнала грохочущую карету. За гранью света, по ту сторону, словно в кривом, затуманенном зеркале Младшая различала самые обычные орешины, яблони и рябинки. Необычным было то, что взрослые, невообразимо старые деревья, росшие вокруг дороги, сомкнувшие кроны над головой, разом исчезали там, где подползала кромка дня. И сама дорога, достаточно ровная, мощенная серым булыжником, за кромкой света превращалась в разбитую, покрытую лужами и корягами колею. Слева от колеи, за жидкой березовой рощицей, насколько хватало глаз, расстилалась вересковая пустошь, по ней вдали неслось стадо лошадей. Младшая перевела взгляд направо, разглядеть, что это там светится на холме, но тут ее словно подкинуло. Она снова обернулась влево, куда указывала Мария.

Лошади застыли в прыжке. Их было двадцать, а может и больше. Некоторые замерли, вскинув вверх лоснящиеся крупы, показав копыта и разметавшиеся хвосты, другие растянулись в прыжке, задрав шеи. Еще дальше терновник упрямо карабкался в небо, как и повсюду в Изнанке, ограничивая горизонт.

— Дикие пони, — перевел Саня слова милорда. — Раньше их было полно. Это очень древняя воронка. Таких больших табунов диких пони не встречали уже сотни лет.

— Я так поняла, что сотня лет здесь может означать и нашу тысячу, — хмыкнула Мария.

— Верно. А сейчас Его милость просил держаться как можно крепче и желательно закрыть глаза.

Анка зажмурилась, обхватив поручень под окном. Мария придерживала ее здоровой рукой, а с другой стороны — наконец-то, обнял Бернар. Однако ничего не происходило, только стало очень тихо, и Анка снова отважилась приоткрыть один глаз.

В метре от высекающих искры бронзовых ободьев задних колес пространство и время рвались на две части. Могучие ясени и дубы проваливались в пустоту, вслед за ними в черное ничто опрокидывалась накатанная булыжная дорога, звезды на небе гасли одна за другой, словно задуваемые гигантским ртом. Сиреневое северное сияние дергалось и опадало, словно проткнутый иглой воздушный шарик. Впрочем, может быть, Анке только показалось, что она видела границу разрыва, потому что в следующий миг со всех сторон хлынул ослепительный свет, и омут медленного времени проглотил карету вместе с путешественниками.

Анка щурилась от режущих, жарких лучей. Она еще ничего не успела разглядеть за окном, но мигом вспомнила свое тревожное пробуждение. Ничего хорошего этот радостный день им сулить не мог.

Потому что снаружи пахло смертью.

Здесь пахло смертью. Я не заметил, откуда так разило, — оранжевое солнце лупило в глаза, — но я сразу же понял, что попадать нам сюда явно не следовало. Надо было рискнуть и попробовать удрать от воронки через реку или еще как-нибудь скрыться, но только не сюда. Тем не менее, хозяин кареты и наш любезный провожатый постановили иначе.