Участковый Максим Борисов вместе с женой Светланой сидели на кухне за кухонным столом и ели пельмени в бульоне. Максим ещё и обильно поперчил себе.

Светлана — красивая девушка, многие по ней сохли, городская потому что. Работала в местной сельской школе учительницей по истории и обществознанию.

— Не понимаю я этих детей, — призналась Света. — Элементарных вещей не знают.

— Да дегенераты они, — с набитым ртом промолвил Максим.

— Ну, зачем ты так? Они просто думать не хотят. Азамата знаешь? Мулдагалиев который.

— Знаю, тот еще балбес. По-нашему — не бельмеса, а гонора, блин! Что ты, крутой, пальцы веером!

— Футболистом хочет стать.

Максим хмыкнул и проглотил обваленный в сметане пельмень.

— Заявил мне, — сказала Света, — не нужна мне ваша история! Футбол он, мол, любит.

— Футбол им всем! Халявошники, блин! Вот они уже где, со своим футболом! Знаю я их футбол — разборки на пустом месте. Футболисты грёбаные!

Он сжевал очередной пельмень.

Тут постучали в сенную дверь, и вошёл Хуртин. Возбуждённый весь, в расхристанной дублёнке, валенки в снежных шарушках. В руках он стискивал рукавицы.

Дохнуло зимней улицей.

В верхней одёже, не разуваясь, Хуртин прошёл на кухню, пожал мокрой холодной рукой ладонь Борисову.

— Здоров, Максай!

— И тебе не хворать! — Борисов нахмурился. — Ты хотя б обмёлся, что ль.

— Я быстра.

Хуртин согнал с табуретки рыжего кота Кузьмича и сел.

Кузьмич недовольно воззрился на мужика и удалился из кухни.

— Что случилось-то, дядь Шур? — спросил Борисов. — Пельмени будешь?

— Пермени? Некода пермени трескать! Нашлось!

— Чего нашлось-то? — Борисов подозрительно сощурил правый глаз.

— Пропажа! Там, у пилорамы… — Хуртин махнул рукой в неопределённую сторону. — Я Машку на большак вёз. Во-от… — Мужик тяжело сглотнул. — Гляжу, у пилорамы собак — тьма-тьмуща! Охренеть прост! Машку на автобус проводил, обратно еду. Проезжаю. Дай, думаю, остановлюсь, гляну, чё там такое? Остановился! Вижу — едрит твою! На снегу кровищааа. Во-от! — Кашлянул в кулак. — Крове много. Видать, долго маялись. До кишок разделали. А я тут вспомнил. Сёдня ночью-то вить у Мишки Шишкина телка увели! Вот те и пермени!

Борисов озадачился.

— Блин! Как у Шишкина?! Ты что сразу не сказал?!

— Вот щас говорю…

— Пиздец какой-то! — Борисов сурово глянул на жену, нервно пожевал нижнюю губу. А потом повернулся к Хуртину. — У него же алабай.

— А я те вот чё скажу — молчал евонный алабай. Псина щас какая-то не такая. Дристуна даёт — и молчок.

— И Мишка у меня сегодня чёй-то не был.

— А зачем? Смысл какой? Я ёму сказал, он тудый-т и усвистал.

— Ну на хрена ты ему сказал?!

— Ну сказал и сказал… Его ж телёнок… А чё, не нада было?..

Борисов раздражённо до красноты потёр ладонями своё лицо.

— Блин! Ну что вы все какие, а?!

— Какие?..

— Такие!.. Мозги включать надо! А вы! Селяне!

Хуртин тупо посмотрел на участкового. Он явно хотел оправдаться, но не стал.

— Ну чё — ехаем? Я за тобой-то и приехал. Я токмо машину у Шишканихи оставил. К вам хрен пробьёшься.

— Правильно! Янкин, чать, опять загулял!.. На моей поедем.

Максим, не доев пельмени, отправился в спальную комнату переодеваться.

На улице валил редкий снег. Пурга смолкла.

Мишка Шишкин курил самокрутку с махоркой, сидел на корточках и наблюдал за дракой трёх собак. Другие, нажравшись, давно уж разбрелись.

Когда Борисов и Хуртин вылезли из «бобика», Шишкин встал и полуобернулся к ним, продолжая смолить.

Мужики пожали друг другу руки.

— Ну — твово? — спросил Хуртин.

— Мово. — Шишкин удручённо сплюнул.

— Что ж ты, Мишаня, мне не заявил? — устало поинтересовался Борисов.

— А на хуя?

— Сколько раз твердить, как что криминальное — ко мне.

— А на хуя? Не вижу смысла.

— Ничего вы никогда не видите!

Испытывая раздражение к равнодушному Шишкину, Борисов двинулся к запёкшейся, занесённой снегом кровавой луже.

Любопытный Хуртин поплёлся за ним.

Шишкин остался стоять на месте.

Увидев людей, собаки заткнулись и зарычали.

Будыляг уже не было, утащили, осталась только растерзанная требуха, от которой воняло помётом.

— Пшли отсюда!! — прикрикнул на собак Борисов.

Собаки, пригнув морды к земле, злобно оскалили зубы и залаяли.

— А ну пшли, сказал! — Борисов бросался в них небольшими застывшими снежными комьями.

Ком попал в бок одной из псин. Она заскулила. Дворняги разбежались в стороны, но продолжали тявкать на людей издалека.

Не обращая внимания на собачью истерику, Борисов прошёлся вокруг кровавого пятна, потом присел на корточки.

— Максимк! — вдруг позвал его Хуртин.

— Ну?

— Мне кажетца… Ошибатца я точно не могу… Но я точно хочу те сказать…

— Ну?..

— Наводит кто-та!..

Борисов посмотрел на мужика, промолчал, плюнул в сторону и пошёл обратно с озабоченным одной мыслью лицом.

Кабинет участкового, словно дряхлый старик, находился на первом этаже в заброшенном не отапливаемом здании правления. Пар валил изо рта при каждом выдохе. Борисов, укутавшись в бушлат, сидел, думал, курил сигареты, что-то записывал шариковой ручкой в свой измочаленный блокнот.

Дело о похищении скотины было неслучайным. «Чёрные мясники» просто так не наведываются с бухты-барахты. Дядя Шура Хуртин прав, когда заявил, что здесь, в селе, есть наводчик. Ну есть он, а вот как вычислить его? Слишком трудное мероприятие. Не просто всё так. Мишка Шишкин уже пятая жертва, отчего приходит в голову: не последняя!

Обнаглели «мясники», как у себя дома орудуют. Может, каким-нибудь образом заманить этих сучар в ловушку. Но каким? Никаких ведь зацепок.

Н-да! Профессионально работают молодчики. Собак усыпляют снотворным при помощи дротиков и безбоязненно лезут во двор, покуда хозяева дрыхнут в тёплых кроватях. Забивают, в основном, телят, от свиней визга много. И в основном быков. Значит, есть какой-то тут прошареный, вызнаёт. А ему, поди, отстёгивают. Необходимо порасспросить жертв ограбления. Может, они ведают о том, кто у них выспрашивал о скотине.

Борисова замучила совесть. Почему же эта мысля пришла лишь опосля?!

Он отложил ручку, сунул её вместе с блокнотом во внутренний карман бушлата, застегнулся, затушил окурок о дно пепельницы и, выключив свет, покинул свой кабинет.

По дороге домой Максим заглянул к деду Ване.

Тот, поглаживая кота по прозвищу Микроскоп, валялся на диване во всей одежде под ватным, залатанным одеялом и смотрел по телевизору фильм «Кубанские казаки».

Поздоровались.

Максим уселся на расшатанный стул передом к спинке.

— Зябко у тебя, дед. Не топил, что ль? — проговорил он, таращась в экран.

— Чаю бушь? — предложил дед Ваня.

— Не хочу.

— А сало бушь?

— Всухомятку, что ль?

— Так с чаем. М?..

Максим подумал и ответил:

— Ну, нафиг!..

Помолчали.

Механизм часов громко гонял секундную стрелку. Кот Микроскоп бормотал