— Большое спасибо. Я… я отплачу. Честное слово! Я заработаю, я…

— Так. — Голова у меня уже вот-вот готова была взорваться, как сверхновая в бездне. — Знаешь что? Уже… Да! Уже поздно, — нашел я разумный выход из положения. — Ты не смотри, что светло, на самом деле в этом часовом поясе почти ночь. А ты мало спала и слишком переволновалась. Поэтому… хм… ложись прямо здесь, на шкурах.

— Хорошо. — Девушка покладисто вздохнула, почти сразу забившись куда-то в уголок вместе со своей собакой. И там затихла.

Как она смогла найти угол в круглом шатре — это не ко мне вопрос, я уже вообще ничего не понимал. Как только ритм ее сердца стал спокойным, а дыхание ровным, я с облегчением выскочил на улицу.

Устало прислонившись спиной к шатру, задумчиво смотрел, как красное воспаленное светило путается в рогах четвероногих копытных, заполонивших холодную равнину до самого горизонта. И старался ни о чем не думать.

— Совсем дундук, — удрученно сказали вдруг у меня за спиной.

Я резко обернулся и обнаружил ту самую юную Иванову, с которой разговаривал раньше.

— Почему? — даже не обиделся на фамильярность и нелестную характеристику. Привык уже. Ожидать от Ивановых тактичности — то же самое, что от цвирка — воздержания на складе кубов. Самое обидное, что временами их дурацкая привычка ляпать правду в лоб работает… Только вот людей с неокрепшей психикой к ним все равно лучше не подпускать. Кстати! Я совсем забыл про Мордреда. Вроде бы не обязан его все время пасти, но ведь глава моего клана совершенно точно отправила меня сюда еще и присмотреть за внуком… ржа.

— Потому что головой не думаешь. Ты ее когда из того плохого места забрал? Сколько потом по миру таскал? День прошел.

— И что? — все еще не понимал я.

— Ты ее хоть чем-нибудь, кроме того бульона, кормил? Она, может, и Мастер, но миска наваристой водички за целый день — это как-то маловато. А ты ее спать отправил, даже не предложив поужинать. Да и в остальном... — Она безнадежно махнула рукой, глядя на меня с непонятным выражением то ли жалости, то ли осуждения.

— Если она хотела есть, достаточно было попросить, — ответил я. — Почему ты обвиняешь в этом меня?

— Оспидя и духи предков! — Вот сейчас в ее глазах точно была жалость, только почему-то ко мне. — Ты сам себя слышишь? Она? Попросить еду? Але, рыцарь!

— Если так переживаешь, могла бы и сама покормить, — огрызнулся я на невоспитанного ребенка, — а не насмехаться, как животное-падальщик, стоя в сторонке, а потом приставать к чужому Оружию с нравоучениями.

— Это твой Мастер, — пожала плечами нахалка. — Никто поперек лезть не будет.

— Да с чего… — взвился было я.

— Майя, иди займись своим делом, — из толпы рогатых выступила старейшина клана, словно проявляясь на их фоне. — Не морочь ему голову. Галахад сам разберется.

И ушла обратно. В оленей. А языкатая девчонка хмыкнула и тоже испарилась. И вот что это было? Не разберешь. То ли глава подтвердила слова своего потомка, то ли наоборот.

Чем больше с ними живу, тем меньше их понимаю. И все больше раздражаюсь, будь они хоть десять раз Мастера.

Плюнул в закат и тоже пошел спать. Я, может, и железный, но не в этом воплощении. Телу необходим отдых, а мне завтра с утра понадобится ясная голова.

Зайдя обратно в выделенный нам шатер, прислушался к чужому дыханию — спит. Что ж, будить для ужина сейчас уже неразумно, а потому можно спокойно устроиться на шкурах с другой стороны от очага.

Утро началось… неожиданно.

Сперва я обнаружил, что кто-то утащил мои штаны и рубашку. И сапоги с носками тоже, кстати. Я снял их вечером, перед сном, и, как всегда, аккуратно сложил в ногах. Что за?.. Опять местные цвирчата развлекаются? Они, правда, раньше так не «шутили», но кто их знает? Пропавшая одежда ничем не лучше привязанных к голове оленьих рогов...

Кстати… Мастера и ее странного сэвена-щенка в шатре тоже не было. Интересно, связаны ли эти два события? Неужели юные Ивановы еще и девчонку утащили, подговорив ее перед этим подшутить надо мной? Но зачем? И что смешного в краже одежды?

Я пару минут озадаченно смотрел в светло-голубой лоскут неба в переплетении шестов под крышей этого походного дома, а потом все же встал и пошел на улицу. Выяснять, кто куда делся и что вообще происходит.

Первое, что меня сильно озадачило, это чуть ли не сбивающий с ног невероятно вкусный запах чего-то наваристого и мясного. И совершенно незнакомого — в становище клана я ни разу ничего подобного не пробовал. Потом я озадаченно уставился на распяленную по хитро сплетенным палкам собственную рубашку. Рубашка была влажная и, если не ошибаюсь, чисто выстиранная местными аналогами очищающих шкафов, в которых еще не было функций сушки и разглаживания. Хотя о чем я?! Здесь же у местного клана что-то вроде школы выживания, а значит — полная имитация дикого образа жизни и отсутствие даже элементарных благ цивилизации.

Рубашка, вывешенная на этих самодельных распорках, раздуваемая свежим ветром, медленно сохла, расправлялась и… Я не знаток этих тонкостей. Наверное, робот в клане отгладил бы намного лучше. Но и сейчас вышло довольно неплохо.

А вон штаны. Тоже… э… полощутся по ветру. Рядом с носками. А сапоги… ага. У порога. И вычищены так, что солнце отражается в черной лакированной поверхности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Чоб! Чобе! — раздался где-то в глубине привычно пасущегося рядом с шатрами стада оленей знакомый звонкий голос. — Ца-а-а! Ай, молодец, девочка. Хорошая, хоро-о-ошая…

И мне навстречу из леса серо-рыжих тел вышла Алико с ведром. Кажется, молока…

Галахад:

— Что ты делаешь? — обескураженно спросил я у робко подошедшей ко мне Алико. — Тебе чем-то не угодило местное промысловое животное?

— Цоб! — прикрикнула она на сунувшееся следом рогатое копытное, направив его обратно в стадо. Уверенно так крикнула и тут же снова посмотрела на меня так, словно испугалась моей реакции.

— Все очень скоро высохнет, дяденька… Вы чаю хотите?

— Мое имя Галахад, ле… хм, Алико. Можно просто Гал, если тебе трудно выговорить, — поправил ее я, понимая, что девушке неловко, и потому больше не спрашивая ее о ситуации. Если б что-то было не так, местный клан быстро бы поднял бучу. А раз целой толпы Ивановых поблизости не наблюдается — все в порядке.