дождь, сотни людей ждали поезд на вокзале и встретили его пением «Марсельезы». В результате хлебный паек (в пересчете на муку) был увеличен со ста до ста шестидесяти граммов в день.

Второй поезд дошел до Выборга, третий остался в Петрограде — к этому времени революция в Финляндии была жестоко подавлена буржуазией. Четвертый поезд пришел в Сибирь уже в разгар контрреволюционного восстания и попал в руки колчаковцев, которые отобрали у железнодорожников-финнов вагоны и паровоз.

После подавления революции в Финляндии тысячам красногвардейцев-финнов удалось уйти в Советскую Россию, где они присоединились к Красной Армии. Остался с большевиками и Адольф Тайми. Он был главным комиссаром семи маршрутных поездов за хлебом. Их составили в паровозном депо Петроград-Финляндский и отправили в Поволжье, Сибирь, на Украину. Штаб-квартира Тайми была в Мелекесе, к элеваторам которого стекался хлеб из Заволжья.

Александр Дмитриевич Цюрупа с особой любовью вспоминал потом молодого, девятнадцатилетнего, силача — машиниста Вольдемара Матвеевича Виролайнена. Вольдемар разыскал на паровозном кладбище «старика» — паровоз 293-й, на котором дрова в топку подбрасывал Владимир Ильич, отремонтировал эту хдашину, год работал на ней, возил с бригадой хлеб по распоряжению наркомпрода. Из депо бригада была отчислена, у наркомпрода в штатах она тоже не значилась, члены бригады не получали зарплаты. Но они не думали о ней, довольствуясь только красноармейским пайком…

…Виролайнен впоследствии окончил Академию железнодорожного транспорта, осваивал Турксиб, в дни Великой Отечественной войны служил на Кировской дороге и в феврале 1943 года привел в Ленинград первый после блокады поезд с продовольствием…

Битва за хлеб

Накинув бекешу на плечи, Александр Дмитриевич напряженно работал в своем холодном кабинете. Он выполнял срочное задание Ленина — писал проект обращения к народу.

Шел апрель восемнадцатого года. Еще не исчезли снежные сугробы, но их уже подтачивали говорливые ручейки. Настроение наркома было далеко не весеннее — он думал о насущном хлебе, о надвинувшемся на страну голоде, который к весне еще больше усилился.

Хлеб держали в закромах два миллиона кулаков России. Цюрупе сообщили, что в одной Алтайской губернии кулаки пережгли на самогон пятнадцать миллионов пудов зерна. Не лучше было и в других местах. Мешочники вывезли из Курской губернии пять миллионов пудов зерна. Распоясались спекулянты, мародеры.

Ленин писал: «…на почве голода вспыхивают, с одной стороны, восстания и бунты измученных голодом людей, а с другой — бежит огоньком с одного конца России на другой полоса контрреволюционных восстаний, заведомо питаемых и денежками англо-французских империалистов, и усилиями правых эсеров и меньшевиков…»

Со всех сторон слышалось: «Хлеба! Давайте хлеба!» И обращение к народу Александр Дмитриевич писал о хлебе. Взглянув на часы, он торопливо сунул бумаги в портфель, зашагал к двери.

— Я в Совнарком, — коротко сказал он секретарю. Совнарком заседал в большой, с цветными обоями комнате. Под высоким потолком висела богатая люстра, но свет излучали одна яркая лампа под ней и две боковые, менее яркие, в плафонах: электричество надо было беречь. Эту комнату хорошо знал Цюрупа. На письменном столе Владимира Ильича ничего лишнего: простой чернильный прибор с пресс-папье, подсвечник с запасной свечой, только те бумаги, которые в данный момент нужны. За спиной Ленина, по бокам обитой двери с тяжелой портьерой, два широких шкафа, до отказа набитых книгами. Над одним из них табличка: «Курить строго воспрещается». На стене по левую руку Ильича — географические карты, у которых не раз простаивали Ленин, Свердлов, Цюрупа, обсуждая, как идут эшелоны с хлебом или горючим, решая сложнейшую задачу продвижения их сквозь огонь кулацких восстаний.

К столу Ленина примыкал другой — длинный и широкий, накрытый скатертью с бахромой, за ним сегодня сидели члены Совнаркома и приглашенные на заседание — их было человек шестьдесят.

— Александр Дмитриевич, приготовили? — спросил Ильич.

Цюрупа вынул из портфеля бумаги.

— Написал, как сумел, поправите, если что…

— Читайте, читайте. — Ленин взглянул на лежащие на столе часы. — Десять минут хватит?

Цюрупа кивнул и начал:

— «Война, вызванная борьбой между капиталистами из-за дележа их грабительской добычи, привела к неслыханной разрухе. Преступная спекуляция и погоня за наживою, особенно в среде богатых классов, обострила еще более эту разруху, довела до мучений голода и безработицы сотни тысяч и миллионы людей. Необходимость чрезвычайных мер для помощи голодным и для беспощадной борьбы с спекулянтами побуждает Рабочее и Крестьянское правительство установить, как закон Российской Республики, следующие правила…»

Присутствующие слушали Цюрупу с большим вниманием. Цюрупа предлагал текст обращения к гражданам России. Ленин вслушивался в его слова, будто взвешивая каждую фразу. Да, здесь все необходимо. В обращении обстоятельно и подробно излагается положение дел в стране. Партии нечего скрывать от народа, она просит трудящихся помочь в борьбе с голодом — этим злейшим врагом Советской власти…

Цюрупа перечислял конкретные меры, о которых он предварительно советовался с Лениным:

«Надо ввести в стране продовольственную диктатуру».

«Организовать продовольственные отряды. Без помощи рабочих компрод есть нуль».

«Найти новую форму организации крестьянских масс, главным образом бедняков. Они разыщут кулацкий хлеб, помогут его вывезти, затем объединятся в товарищества по совместной обработке земли».

Цюрупа сказал:

— Прошу дать чрезвычайные полномочия нар-компроду. Прошу решительно отстранить всех, кто мешает, кто не хочет работать.

Участники заседания насторожились: о каких мерах говорит Александр Дмитриевич? Кто и что мешает? Пусть объяснит.

— Многим не нравится хлебная монополия, — продолжал Цюрупа. — Однако у нас нет другого выхода. Московские продовольственные органы помимо нас засылают своих агентов в губернии для закупок хлеба по завышенным ценам, и это губит дело. Я знаю: мне будут возражать московские руководители, они настойчиво атакуют не только меня, но и Совнарком. Товарищи Рыков и Каменев требуют сместить наркомпрода, а иные даже советуют предать меня суду: я, дескать, не даю москвичам хлеба. Дело нужно делать централизованно, прекратить хаос.

— Раз сами не справляетесь, почему другим не даете заготавливать хлеб? Можно заплатить и дороже, если голод, — посыпались реплики.

Но Ленин сказал:

— Все это необоснованные обвинения. Продолжайте, Александр Дмитриевич. Если предавать суду вас, то заодно надо и нас, ЦК. Ведь мы делаем одно общее дело. Я считаю, что следует вынести специальное постановление: «Совет Народных Комиссаров утверждает политику комиссариата продовольствия как политику Совета Народных Комиссаров». Кто за, прошу голосовать. Большинство.

Быстрое и решительное заступничество Ленина приободрило Цюрупу. Он продолжал:

— Мы победим лишь в том случае, если создадим дисциплинированный и всеобъемлющий продовольственный аппарат. Цены на хлеб поднимать нельзя. Если поднять — крестьяне хлеб не повезут, а, как при Керенском, будут ждать дальнейшего повышения цен. Вятский подкомитет поднял цены в два