рабочие, революционной выдержки и сознательности для спасения завоеваний революции и торжества пролетарской диктатуры.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов (Ленин).

Народный комиссар по продовольствию

А. Цюрупа».

Политическое положение Советской республики осенью восемнадцатого года оставалось чрезвычайно тяжелым. Деникин наступал на Москву. Вдоль Волги двигалась северо-кавказская армия генерала Врангеля, отрезая от Центральной России хлебные районы Заволжья и Сибирь. Корпус генерала Кутепова намеревался идти через Орел и Тулу к Москве. Генерал Юденич занял Псков, Лугу, был на подступах к Петрограду.

Начался массовый призыв коммунистов Питера, Москвы, Иванова, других северных городов в армию. В разгар острейшего голода, эпидемии сыпного тифа, в условиях хозяйственной разрухи партия готовила могучее контрнаступление. Правительство призывало: «Все для немедленного ослабления голода трудящихся масс, ни пяди уступок врагам народа, беспощадное истребление предателей и изменников, стремящихся усилением голода помочь мировым грабителям… Кулаки и богатеи деревни… должны быть объявлены врагами народа, преданы суду Революционного трибунала… К лицам, оказывающим сопротивление с оружием в руках, должен применяться расстрел на месте».

Полуголодная, раздетая, разутая Красная Армия творила чудеса. В начале октября восемнадцатого года была взята Самара, и Волга стала свободной. До закрытия навигации оставались считанные дни, их надо было использовать для вывоза нефтяных, продовольственных грузов на верхние плесы.

Усилился подвоз хлеба к железнодорожным станциям, началось формирование новых эшелонов. Но большевиков подстерегали другие трудности: не было угля и дров, топить паровозы было нечем. Наблюдение за успешной заготовкой дров было возложено на местные революционные трибуналы…

Эшелоны с продовольствием по-прежнему шли крайне медленно, неделями, а то и месяцами.

Как единовременная мера было прекращено пассажирское движение на три недели для подвозки к центрам страны продовольствия и угля. Чтобы поощрить железнодорожников, им стали выдавать по 25 фунтов муки на месяц, а членам их семей — по 18 фунтов. По линии железных дорог республики было открыто около сотни питательных пунктов, а для отрядов, охранявших эшелоны, созданы неприкосновенные запасы продовольствия на тысячу человек.

Но хлеба все же не хватало. Однажды член коллегии Свидерский вынужден был доложить наркому:

— Для голодающих губерний нужно около двадцати тысяч вагонов хлеба на месяц, а пока отправили одну тысячу. Это крохи в сравнении с потребностями.

«Да, крохи, — думал Цюрупа. — Но где взять хлеб? Около половины плана его заготовок приходилось на таврические поля, область войска Донского и Северный Кавказ, а там война…»

В Москве стали по карточкам выдавать овес — нужда заставила. И все же вера в победу над голодом и разрухой не оставляла большевиков. Каждый успех Красной Армии приближал эту победу.

Ходоки — земляки

Раздался телефонный звонок, Александр Дмитриевич поднял трубку и услышал голос Владимира Ильича:

— Тут у меня ходоки из вашей Уфимской губернии, рассказали много интересного, обязательно и обстоятельно поговорите с ними…

Ходоки! Это выразительное слово сразу напоминает нам первые годы Советской власти. За этим словом видится дальняя дорога, мужик в лаптях, с худой котомкой за плечами и суковатой палкой в руке, пожилой, раздумчивый человек, которого послал сход, общество в далекую Красную Москву, к товарищу Ленину.

Пробирались ходоки лесами и болотами, реками и пыльными шляхами, иной раз поездом, а больше пешком, с риском для жизни пересекали линии фронтов, шли за правдой, которую узнали из большевистских газет, слышали от приезжих комиссаров, за правдой, которую враги старались скрыть, за которую люди отдавали жизнь.

Ленин обстоятельно беседовал с ходоками, посылал их к наркомам, чтобы те тоже узнали об обстановке на местах из первых уст, лучше могли наметить конкретные меры помощи народу.

Приходившие к наркомпроду уфимские ходоки приносили привет от его старых знакомых, рассказывали, как те справляются с заготовками хлеба, грузят эшелоны. Цюрупа много сил вложил в дела Уфимской губернии, считал ходоков оттуда как бы земляками, слушая их, думал о жене и детях.

Приходили крестьяне других губерний, рассказывали:

— Кулаки ждут Колчака, Деникина, а пока нападают на активистов, если поймают продкомиссара — предают лютой смерти, вспарывают живот, засыпают зерном… Кулаки прячут хлеб, гноят в ямах или продают на сторону из-под полы по двести целковых за пуд. Меняют на разные товары. А нам, беднякам, говорят: «Ни зернышка вам не дадим, околевайте с голоду». Страшное бедствие обрушилось на нас. Дайте боевой отряд Красной Армии, мы поломаем буржуйские запоры, раскроем их амбары-закрома.

— А что же делают местные Советы? — спрашивал Цюрупа.

— Кулаки заставляют бедноту избирать Советы только из числа зажиточных, распускают провокационные слухи, будто бы Советская власть отбирает все продукты — хлеб, масло, крупу, яйца, ничего не оставляет крестьянину.

Цюрупа советовал:

— Организуйте комитеты бедноты, наводите порядок сами, призовите на помощь рабочих ближайших городов. Красная Армия одолеет врагов — подоспеет на выручку. Но и сейчас мы свяжемся с нашими товарищами на местах, пошлем к вам лучших организаторов, поможем изменить положение.

— Нам бы ситчику хоть маленько, пообносились дальше некуда, — просили ходоки. — И еще спичек, соли, керосину… Большую нужду терпим.

— Знаю. Много пока не дадим, но кое-что будет. Только в обмен на хлеб.

— А если у бедняка нету хлебушка?

— Что ж, на нет и суда нет, на местах глядеть надо, беднейшему крестьянину по спискам Советов и комбедов дадим и хлеба, и промтоваров.

Беседы с ходоками заставляли Цюрупу о многом задуматься. Товарообмен! Вот что поможет в значительной мере двинуть вперед дело снабжения городского населения продовольствием. Совнарком ассигновал комиссариату продовольствия 1 миллиард 162 миллиона рублей для товарообмена с деревней. Правда, и тут Владимир Ильич, заботясь о государственной кассе, посоветовал без уменьшения операций постараться сократить эту сумму. Цюрупа обещал сделать, что возможно.

Совнарком указал, что для товарообмена следует использовать ткани, нитки, галантерею, кожу, шорные изделия, обувь, калоши, спички, мыло, свечи, керосин — все то, в чем так остро нуждалась деревня. Эти товары были переданы наркомпроду. Был издан специальный декрет о снабжении деревни сельскохозяйственными орудиями и металлами, причем указано, что распределение сельхозмашин и орудий, сельхозинвентаря, сноповязального шпагата и металлов для нужд сельского хозяйства также осуществляется комиссариатом по продовольствию.

Однажды зашел к Цюрупе в наркомпрод его старый товарищ из Херсонской губернии, с которым были знакомы еще до революции. Александр Дмитриевич обрадовался, пригласил его домой.

Вспоминали многое. Тот порывался все спросить свое, затаенное.

Цюрупа почувствовал это, сказал:

— Что привело вас ко мне, кроме старой дружбы, выкладывайте.

— Да, да… Мечтали мы о лучшей жизни крестьянства. А что получилось, разрешите спросить?

— А что? — насторожился Цюрупа. — Свершается революция, вот что. Вы о продразверстке?

— О ней самой. И хлебной монополии. Не то мы ждали,