растущую гору Эверест и делает глубокий вдох. Я практически слышу, как она рационализирует свои гермафобические позывы.

— Моя голова убивает меня, — хнычу я, обхватывая ее рукой и зарываясь головой ей в плечо.

Она гладит меня по волосам, которые в полной мере напоминают Симбу из "Короля Льва". — Плачь сколько хочешь.

Я крепче обнимаю ее за руку. — Не думаю, что у меня осталось хоть капля воды.

— Наконец-то. Если ты еще немного поплачешь, диван начнет плавать.

— Ты не смешная.

— Я и не пыталась быть такой. Мне было искренне интересно, подключили ли тебя к шлангу для подачи воды. Это пятая коробка салфеток, через которую ты прошла.

— Я верну тебе деньги. — До меня доходит, что я на мели, и я снова начинаю рыдать. — О, подожди. Я не могу.

— Почему не можешь?

— Меня сегодня уволили.

Ее глаза расширяются. — Тебя зарубили топором в тот же день, когда ты нашла Дрейка…

Я жалобно всхлипываю.

Она поднимает кулак и орет в потолок. — Кто бы ни был ответственным за то, что здесь происходит, не могли бы вы дать моему другу немного поблажки? Ты не должен быть таким жестоким!

Я громко реву.

Она гладит меня по спине. — Что ты собираешься делать?

— Прежде всего, мне нужно забрать свои вещи из его квартиры. А потом… Я не знаю.

— Ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе нужно.

— Спасибо. — Я шмыгаю носом. Я даже не хочу думать о поиске работы прямо сейчас.

— Это прекрасно. Еще много о чем нужно подумать.

— Например, о чем?

Она постукивает себя по подбородку. — Что ты собираешься делать со своими отношениями.

Я тянусь за другой салфеткой и сморкаюсь.

— Дрейк вообще пытался связаться с вами?

— Нет, он не звонил. Но Саша звонила. — Мой телефон полон сообщений от нее.

Мне очень жаль.

Нам нужно поговорить.

Почему ты так себя ведешь?

Позволь мне объяснить.

Ответь на свой телефон!

Тяжело видеть ее имя на моем экране. Тяжело видеть, как появляется ее фотография, вся такая улыбающаяся и милая, когда она звонит.

Слезы текут из моих глаз, и я вытираю их тыльной стороной ладони. — Я не могу поверить, что Саша могла вот так меня предать. Мне больно из-за Дрейка, но это не то же самое. Он может пойти и прыгнуть со скалы, мне все равно. Я все равно не хочу встречаться с изменщикомм. Но Саша — моя сестра. Она моя семья. Как она могла так поступить со мной? Как она могла вот так вырвать мне сердце?

— Потому что она избалованная и наделенная правами. — Санни рычит.

Я не удивлен, что она запрыгнула в поезд ‘Трахни мою младшую сестру’. Санни никогда не была фанаткой Саши.

— Пожалуйста, не начинай, — умоляю я.

— Начать что? Я всего лишь говорю правду.

Я сворачиваюсь в клубок на другом конце дивана и зарываюсь пульсирующей головой поглубже в подушку. — Это не моя жизнь. Скажи мне, что это просто кошмарный сон.

— Извини. Не могу этого сделать.

Я запрокидываю голову и открываю рот, чтобы завопить, когда Санни сует мне в лицо Твинки. Сладость разливается по моему рту и временно заставляет темные тени переливаться светом.

— Я не пытаюсь стучать на больных людей, хорошо? — Говорит Санни, ее густые брови сходятся на переносице. — Но Саша — маленькая соплячка.

Я хмуро смотрю на свою лучшую подругу. У Санни сильные гены майя, и это очень заметно, когда она злится. Красные оттенки под ее смуглой кожей становятся сильнее, а ее глаза блестят, как у древних.

Ее родители эмигрировали из Белиза, и я подумала, что это круто, что она была настоящим потомком майя. Санни тоже восприняла это, наряжаясь в культурную одежду на каждом специальном мероприятии. Она всегда привлекала к себе массу внимания. Черт возьми, даже когда она выходит из своего традиционного наряда майя, на нее оборачиваются. Черты ее лица поразительны и экзотичны. У нее тонкие губы и царственная грация в каждом движении ее тела.

Санни перекидывает свои длинные черные волосы через плечо. Они блестящие и ниспадают водопадом. — Саша получает все, что хочет, с того момента, как ей поставили диагноз.

— Вау, вау. Весь мир Саши взорвался, когда она узнала, что больна.

— Видишь? Ты заступаешься за нее.

— Это два разных вопроса, — кричу я в ответ.

— Нет, это все взаимосвязано. Это дерьмовое поведение годами оставалось неконтролируемым. Вот почему она подумала, что было бы круто трахнуться с твоим парнем.

Я морщусь. — Она через многое прошла тогда.

— А как насчет всего, через что тебе пришлось пройти, когда она была больна?

— У меня не было сотни курсов химиотерапии.

— Нет, тебе просто пришлось отказаться от всех своих дополнительных занятий…

— Это была не ее вина, — говорю я.

— Да, так и было.

— Это было не похоже на то, что она могла контролировать свою тошноту.

Санни пристально смотрит на меня.

Я хмурюсь в ответ. — Жизнь моих родителей тоже остановилась. Им пришлось взять кучу кредитов, чтобы оплатить медицинские счета. Там не было денег, чтобы тратить их на меня.

— Это чушь. Они могли бы быть более благосклонными. Они могли бы помнить, что ты сама была всего лишь ребенком. Но что они сделали? Чувство вины заставило тебя отказаться от того, что тебе нравилось, и вместо этого вынудило тебя устроиться на неполный рабочий день.

— Это была моя идея.

— Что произошло, когда ты захотела остановиться? — Санни выгибает бровь.

Я отвожу взгляд.

— Твои родители не позволили тебе, — напоминает она мне. — И это вызвало большую ссору. Ты сказал им, что не можешь сосредоточиться на учебе, но волновало ли их, что ты не можешь справиться со всем? Нет. Они ожидали, что ты будешь самой сильным. Вдобавок ко всему, ты должна был отдать им все свои деньги и позаботиться о Саше во время своего простоя. Не имело значения, было ли у тебя что-то, что ты хотела для себя. Ты не могла этого получить, потому что Саше это было нужно больше.

Я закрываю глаза. — Ты сосредотачиваешься на плохих моментах.

— Там были хорошие роли? — Она вскидывает руки вверх.

— Я помню, как сидела с Сашей в ее больничной палате, учась вязать крючком. Мы вязали шапочки для детей, проходящих химиотерапию. Я помню, как спала рядом с ней, когда ей было страшно. Я помню, как разговаривал с ней в течение нескольких часов перед операцией.

— И теперь твой парень — тот, кто спит рядом с ней и разговаривает с ней часами, — указывает Санни.

Я хмурюсь. — Прекрати это.

— Прекратить что?

— Это достаточно