я сейчас в отпуске, после ноябрьских выхожу.

Николай почувствовал себя свободнее. Та скованность, которая прилипла к нему с самого утра, и тем более, когда он пришел сюда, понемногу проходила. Он уже не боялся смотреть Татьяне в глаза, улыбаться ей. Ему импонировала её непосредственность и раскованность, и у него даже промелькнула мысль, что эта раскованность чем-то напоминала свободу и легкость Крауза. Она не лезла за словом в карман, не думала напряженно, что бы сказать, у неё тоже получалось всё как‑то легко и просто. И сидеть с ней за столом тоже было легко и просто. И самое главное — она смотрела на него не оценивающе, как смотрят некоторые девушки на парней (от таких взглядов Николай всегда тушевался), она смотрела на него прямо и открыто, без претензий и каких-либо запросов.

— Ты здесь одна, что ли, живёшь? — поинтересовался он.

— Одна, совсем одна-одинешенька, — Татьяна притворно закатила глаза и грустно вздохнула. — А вообще-то мне от бабушки эта квартира досталась. Я же сама не местная, а здесь вот бабуля жила, папина мама. Вот я после восьмого класса к ней и перебралась, когда в техникум поступила. А бабулечка моя уже скоро два года будет как умерла, — девушка снова вздохнула, — а я вот тут так и живу. Сейчас думаю приватизировать квартиру, чтоб совсем моя была, чтоб не лез никто с претензиями своими, а то знаешь, как оно в жизни-то бывает… Желающих до чужого добра хватает. Как в гости к бабуле приехать, пока жива была, так всем некогда, а я за ней и ухаживала, и утку из-под неё таскала, и купала её… Так что квартира теперь моя, вот так вот, — Татьяна серьезно и твердо посмотрела на гостя.

— А что, кто-то ещё на неё претендует?

— Да как сказать… Был тут один разговор неприятный, дядька мой двоюродный заикался… Ну мы ему сразу от ворот поворот, конечно, дали, но чем черт не шутит. Так что лучше подстраховаться, приватизировать. И прописана я тут одна, больше никого нету, — она взяла сливу, разрезала её ножом напополам, вынула косточку и протянула одну половинку Николаю. — Держи. Сейчас же приватизируют квартиры, чтоб в частной собственности были?

Николай взял сливу и пожал плечами:

— Я не знаю, мы в своем доме живем.

— Ой! — Татьяна вдруг подскочила на стуле. — Вот дура я, совсем забыла! — она сунулась в буфет и достала оттуда бутылку «Монастырской избы». — Открой, а? Сейчас штопор дам…

Но Николай заупрямился.

— Не-не… Вино я не буду, — замотал он головой. — Это ты зря.

— Чего ты? Оно же легенькое, — хозяйка поставила бутылку на стол.

— Не-не, даже не уговаривай. Ты чего? Как я домой приду? Чтоб от меня вином пахло? Не-не…

— Ну и зря! — Татьяна села обратно к столу. — Как там твой приятель говорил? Если на «ты», то надо по правилам — через брудершафт и поцелуи.

Николай от таких слов чуть не подавился и снова почувствовал, как кровь бросилась к голове. Он нахмурился и умолк.

— Ну ладно, ладно, — примирительно улыбнулась девушка, — я же шучу. Так… думала, выпить тебе с устатку немного.

— Спасибо, я не сильно устал.

Николай, доел картошку с окорочком и отложил вилку.

— Виноград бери. Это без косточек, кишмиш называется. Вкусню-ю-ющий, — Татьяна пододвинула к нему вазу с фруктами. — Слушай, Коль, а какая у тебя фамилия, если не секрет, конечно?

Николай с удовольствием съел несколько виноградин.

— Не секрет. Мартов.

— Как-как? Мартов?

— Ну да, Мартов.

— Ух ты, какая красивая фамилия! Прям, дворянская какая-то, — и она проговорила торжественно и нараспев: — Николай Мартов, — и засмеялась. — Ты случа́ем не из аристократов будешь?

Николай улыбнулся:

— Ну да, графья мы — Мартовы…

Татьяна чуть поморщила носик:

— Слушай, я вот сижу, принюхиваюсь, ничего понять не могу: то ли из коридора ещё краской так несет, то ли от тебя ею пахнет? — она привстала и наклонилась к Николаю. — Ну точно от тебя, кофта твоя провоняла, — выпрямившись, она взяла с холодильника небольшой флакончик. — Давай хоть так, что ли… — и девушка пару раз быстро прыснула на кофту Николая какими‑то духами.

Тот вскочил со стула и вытаращил глаза:

— Ты чего делаешь-то? Зачем?

— Да я ж говорю, чтоб краской не воняло.

— Ну ты даешь! — Николай стоял и обнюхивал свою кофту. — А теперь от меня не краской, а женскими духами вонять будет.

— Духи не воняют, а пахнут. Ты знаешь, сколько они стоят? Польские, между прочим…

— Да мне-то какая разница, какие они? Зачем мне это?

— Ой!.. Да не бойся ты… — девушка скуксила свое милое личико. — Пока дойдешь до дома, выветрится всё сто раз, ничего твоя жена не учует. Я ж тебе говорю — брызнула, чтоб хоть сейчас от тебя краской не воняло.

Николай не знал, что делать. С одной стороны, такая выходка Татьяны его рассердила, но с другой — всё это опять было сделано как-то беззлобно, непосредственно, и он махнул рукой: «Ладно, фиг с ней. Правда, выветрится, пока домой приеду». Но садиться за стол он больше не стал.

— Ладно… Спасибо тебе за обед, всё очень вкусно было, но мне пора уже, — Николай посмотрел на девушку.

— Так ты чая ещё не попил, — удивленно раскрыла глаза Татьяна. — У меня там пирожки настряпаны, в духовке вон лежат. Ты обиделся, что ли, что я пшикнула на тебя? Ну, правда, краской пахнет.

— Да нет, я не обиделся. Спасибо, но я наелся уже, пора мне.

Он открыл дверь и вышел из кухни.

— Ну-у… — разочарованно протянула хозяйка. — А для кого я тогда пироги пекла? С малиной, между прочим, и с грибами. Знаешь, какие вкусные…

— Да мне, правда, идти уже надо, — стал оправдываться Николай.

Девушка вздохнула и вышла следом. Он обулся, надел куртку и, чуть помявшись, спросил:

— Ты это… Ты мне за шпаклевку деньги дай, а?

— Тьфу ты! — Татьяна стукнула себя ладошкой по лбу. — Я ж снова забыла. Вот память дырявая, девичья. Сколько там я тебе должна? — она достала из висевшего на вешалке плаща кошелек.

Николай замялся. У него ещё за столом мелькнула, было, мыслишка вообще не брать с Татьяны денег за работу, попросить только за шпаклевку, кисточку и шпатель, но потом подумал: «А почему, собственно? Кто она мне такая? Даже и знакомой-то не назвать. Ну, накормила она меня обедом, но не за харчи же я всё это делал?» Но вот сколько попросить за сделанную работу, он не знал — никогда раньше он сам не оценивал свой труд, работал всегда за зарплату.

Между тем девушка достала несколько