странные: они постоянно крестятся и кланяются, как мужчины, так и женщины. Я видел, как две пары венчались, церемонии похожи на наши, каждый по желанию давал пастору деньги или серых куропаток, рябчиков. Мужчины, как и многие женщины, одеты в белые кафтаны, головы некрасиво острижены; кружевные шапки декоративной работы неплохо идут девушкам, они сделаны из листвы, мишуры, соломы, тряпок, перьев, мха и т.д. Теперь здесь был сильный мороз и шел снег.

17 ноября.

Понедельник, мы уехали из городка Вольмар; пушка палила 16 раз. Некий военачальник со своими всадниками провожал нас одну милю за город. Некоторые из наших поссорились с ними, разгорелся спор, но кончился полюбовно. После трех миль пути мы приехали в трактир, названный по имени хозяина, господина Стренсена. Шел довольно сильный снег, и у лошадей под копытами были комья снега, что затрудняло езду. Я уже два раза падал вместе с лошадью. Нам встречались выдолбленные деревья, которые здесь служат ульями. Мы узнали, что здесь опасно, почему мы удвоили караул и снабдили охранников патронами.

18 ноября.

На следующий день мы продвинулись на 5 миль лесом. Странно, что на этой дикой земле встречается так мало зверей, хотя, говорят, что их там много. Теперь нашей квартирой был трактир Кагера. Здесь я опять упал вместе с лошадью. Командир Вольмара проводил нас до половины пути. Теперь уже показалась река А.

19 ноября.

Мы проехали три мили, одну милю по таким же голым местам, как и прежде, две остальные — через лучше устроенные и заселенные земли, до постоялого двора Вал. Здесь говорят на другом языке, похожем на финский[58], а люди в предыдущем трактире его не понимали.

20 ноября.

На следующий день мы проехали только две мили. Квартировали у ротмистра Укскойла. Переехали на плоту через ручей, названный по своей окраске "черный". Я видел здесь суденышко, похожее на американское каноэ, которым и управляют так же. Молодые крестьянки очень бедно одеты, на них наброшено только одеяло, ноги обвязаны корой, голова острижена, как у норвежских крестьян, круглая, как будто голая. Когда они собираются вступить в брак, они сбрасывают рубаху, которая длиной не ниже пупка, несомненно, у нас тысячи людей приняли бы их за мужчин.

Здесь нам впервые встретилась группа польских купцов. Сегодня был день, когда медведи впадают в спячку на 6 месяцев, чтобы отдыхать, и только сосут свою лапу. Это послужило причиной разных толков о них: два дня назад они утащили с верфи красивую собаку. Много рассказывали об их проделках, как они нападают на животных и людей. Из-за них в этих местах было небезопасно.

21 ноября.

Прошла ночь, и наступило 21 ноября; мы продвинулись на одну милю по высокой сухой дороге, а дальше на две мили тянулось болото, где многие из наших подвод опрокинулись. Ночевали мы в трактире, никогда еще не было так плохо, как здесь: наши лошади должны были стоять на открытом воздухе, а мы все расположились в маленькой дымной комнатке. Майор Хем был здесь управителем. Следует знать, что все трактиры в этой стране принадлежат дворянам, которые берут себе все прибыли. Простые люди в Эстонии, как и в Лифляндии, все крепостные, но их здесь содержат лучше, почему эта страна и больше заселена.

22 ноября.

Снова прошла ночь, и мы проехали 4,5 мили до двора Бранта мимо высоких гор, холмов и многих стоячих вод[59]. Остановились у подножия горы на озере Корсел. Сегодня мы снова встретили много польских купцов. Этот двор был лучшим пристанищем за весь наш путь. В нем было много отдельных помещений, одно из них служило мельницей, другое — хлебным амбаром, третье — винокурней и т.п. Водку перегоняют из овса, пшеницы, ячменя, ржи и т.п. Эти зерна варят все вместе, затем пропускают пар через перегонную трубку, проточная вода охлаждает трубы, отчего спирт опускается, что, по их словам, дает больше спирта. Здесь ловят медведей, загоняя их в большие ямы.

23 ноября.

Мы прибыли в добром здравии в замок Нивен-Хойзен[60], нас сопровождали старший лейтенант Стефкен и два лейтенанта[61], которые помогали нам во всем пути. Теперь мы узнали, как обстояло дело с нашим приемом: русские, из боязни чумы, заняли все проходы, чтобы мы не прошли в их страну. Воевода Пскова не решался открывать письма посла, не подпускал к себе близко и наших посланцев: когда он разговаривал с ними, то между ними зажигали костры, а письма окуривали. Он требовал письменное свидетельство о том, что мы здоровы и что в Риге мы спокойно ходили по улицам, что и было сделано. Их же уверили, что большая часть свиты умерла в Риге. Сегодня мы прошли одну милю верхом. При нашем въезде палила пушка. Замок — это очень старая постройка, сделанная еще рыцарями-крестоносцами[62], на его стенах заметны кресты. Замок стоит на высоте, валы сухие. Прежде чем добраться до замка, переходят через маленькую речку. В замке устраивают службу в маленькой церквушке. Здесь хранится лук, из которого много лет назад был поражен один великий князь. По легенде, замок был осажден 10-тысячным войском, а когда осажденные собрались сдаваться, они помолились, затем еще раз выстрелили и попали как раз в царя [князя]; поэтому они и освободились[63]. Замок очень разрушен, как обычно разрушены замки в этих морских районах, раньше их было 150. В гарнизоне 25 шведов из Скопена, русские посты находятся на расстоянии не более выстрела от замка, и оттуда можно бросить в Россию камень.

Две недели мы потратили на этот путь. Рано утром мы сели на лошадей и не слезли, пока не добрались до ночной квартиры. Там мы разбили лагерь из подвод, около которого сами несли караул. Наши русские и латышские возчики зажгли костры, легли около них, набросили на себя снятую одежду и спали так, несмотря на мороз, дождь или снег. Они питаются хлебом с водой. Лифляндия — это как бы сплошной лес, в большинстве сосновый, через одну-две мили встречается дом или грязный трактир. Крестьяне живут бедственно: пашут для господина, а о своей жизни говорят:

"Я лифляндский мужик,

Жизнь моя отравлена,

Полезу я на березу,

Вырублю из нее седло и повод,

Свяжу обувь лыком,

Наполню своему юнкеру шкаф,

Отдам пастору долг

И ничего не знаю про Бога и его слово",

из чего вкратце можно судить и об их