– Поднимите ей руку.

Бинта мотает головой, когда стражник хватает ее за запястье. Из-под шарфа доносится приглушенный крик. Хотя девушка сопротивляется, Каэя вкладывает свиток ей в руку.

Свет вспыхивает на ладони моей подруги.

Он наполняет тронный зал волшебным сиянием, которое отливает золотым, пурпурным, синим. Мерцает и переливается, ниспадая каскадом, бесконечным потоком стекая с пальцев Бинты.

– О боги, – вздыхаю я, сердце переполняет благоговейный трепет, который сменяется ужасом перед грядущей войной.

Магия. Здесь. После стольких лет…

Мне вспоминаются предостережения отца насчет колдовства, истории, полные битв и разрушений, темных сил и болезней. «Магия – источник всякого зла, – шипел он. – Она разорвет Оришу на части!»

Отец всегда говорил мне и брату, что магия – наша смерть и опасное оружие, угрожающее Орише. Пока она существует, в королевстве не будет мира.

В темные дни после Рейда я представляла магию жутким, безликим чудовищем. Но сейчас, в руках Бинты, она завораживает и кажется необыкновенным чудом. Словно летнее солнце и сумерки, дыхание и самая суть жизни слились воедино…

Внезапно отец наносит удар. Быстрый, как молния. Его меч пронзает грудь Бинты, стоящей перед ним. Нет!

Я прижимаю ладонь к губам, стараясь не закричать, и едва не падаю. Тошнота подступает к горлу. Слезы обжигают глаза.

Этого не может быть. Мир передо мной начинает кружиться. Это не правда. Бинта жива. Она ждет в моих покоях с ломтиком сладкого хлеба.

Но мои отчаянные мысли не могут изменить реальность. Мертвых не воскресить.

Алое пятно проступает на кляпе Бинты. Багряные цветы распускаются на ее легком голубом платье. Я вновь сдерживаю крик, когда ее тело с глухим звуком падает на пол, тяжелое, как свинец.

Кровавая лужа растекается вокруг безмятежного лица моей служанки, окрашивая ее белые кудри красным. Медный запах сочится сквозь щель двери, заставляя меня подавлять тошноту.

Отец сдергивает с Бинты передник и вытирает им меч, так непринужденно, словно ему плевать, что ее кровь пятнает королевскую мантию.

Он не понимает, что кровь подруги на моих руках.

Я пячусь, путаясь в подоле платья. Бегу к лестнице за углом зала, пытаясь унять дрожь в ногах. Перед глазами стоит пелена, я хочу вернуться в свои покои, но не успеваю и подбегаю к вазе. Хватаюсь за ее керамическое горло. Меня рвет. Желчью и кислым чаем.

Я падаю на колени, и рыдания вырываются наружу. Чувствую в сердце щемящую боль.

Если бы Бинта была жива, она пришла бы мне на помощь. Взяла бы за руку, отвела в покои, села на кровать рядом со мной и вытерла бы слезы. Собрала бы все кусочки моего разбитого сердца и сумела бы его исцелить.

Я подавляю рыдание и зажимаю рот, но горькие слезы бегут по пальцам. Снова чувствую запах крови, вновь вспоминаю удар меча…

Дверь тронного зала распахивается. Я вскакиваю на ноги, испугавшись, что это отец, но выходит один из стражников, державших Бинту.

У него в руках свиток.

Я смотрю на старый пергамент, пока солдат идет в мою сторону, и вспоминаю, как от одного прикосновения к свитку мир наполнился светом. Невероятно прекрасным ярким светом, таившимся в глубине души моей милой подруги.

Я отворачиваюсь и прячу заплаканное лицо, когда стражник проходит мимо.

– Простите, мне нездоровится, – шепчу я. – Должно быть, съела испорченный фрукт.

Стражник едва заметно кивает и продолжает подниматься по лестнице. Он сжимает свиток так, что костяшки белеют, как будто страшась того, на что способен магический пергамент, если держать его недостаточно крепко. Смотрю, как он останавливается на третьем этаже и открывает черную дверь. Внезапно я понимаю, куда он направляется.

В покои командира Каэи.

Время идет, а я все гляжу на дверь, ожидая сама не зная чего. Промедление не вернет Бинту, не позволит вновь насладиться ее музыкальным смехом. Но я все жду, застыв на месте. Затем дверь открывается снова, и я отворачиваюсь к вазе, делая вид, что меня рвет, не останавливаясь, пока стражник не проходит мимо. Его подбитые железом сапоги звенят, когда он возвращается в тронный зал. Свитка у него нет.

Трясущимися руками вытираю слезы, без сомнения смазав макияж, который нанесла мне мать. Вытираю рот, избавляясь от остатков рвоты. Вопросы роятся в моем мозгу, когда я поднимаюсь по лестнице к двери Каэи.

Знаю, что нужно вернуться к себе в покои, и все же вхожу.

Дверь захлопывается за спиной с глухим стуком, и я подпрыгиваю, пугаясь, что кого-нибудь привлечет шум. Я никогда еще не была в покоях командира Каэи. Не думаю, что сюда пускают даже слуг.

Мои глаза скользят по бордовым стенам, так не похожим на мои, светло-лиловые. Королевская мантия валяется в изножье кровати Каэи. Мантия отца… Он, наверное, забыл ее.

В другой день от осознания того, что отец посещал покои Каэи, меня душили бы слезы, но сейчас я ничего не чувствую. Все это неважно по сравнению со свитком, оставленным на столе командира.

Делаю шаг вперед. Ноги дрожат, словно я подхожу к краю утеса. Жду, что воздух вокруг свитка будет пронизан магией, но он остается неподвижным. Я протягиваю руку, но медлю, борясь с нарастающим страхом. Вспоминаю свет, вспыхнувший в ладонях Бинты.

И меч, пронзивший ее грудь.

Подбадривая себя, снова протягиваю руку. Кончики пальцев касаются свитка, и я закрываю глаза.

Никакой магии.

Вздох, томившийся в моей груди, вырывается наружу, когда я хватаю сморщенный пергамент. Развернув свиток, вижу странные знаки и тщетно пытаюсь их прочитать. Я не встречала ничего подобного раньше, это не похоже ни на один знакомый мне язык. Но из-за них умирали маги.

Эти знаки могли быть написаны кровью Бинты.

Ветерок влетает в открытое окно, играя локоном, выбившимся из-под развязавшегося геле. Под вздымающимися занавесками виднеется оружие Каэи: острые мечи, поводья пантенэры, медная броня, но мой взгляд опускается на моток веревки. Я сбрасываю геле на пол.

И, не раздумывая, хватаю мантию отца.

– Ты правда не станешь со мной говорить?

Я склоняюсь с седла Найлы, чтобы заглянуть в каменное лицо Тзайна. Ожидалось, что брат будет молчать час, но прошло три, а он так и не проронил ни слова.

– Как тренировка? – Я не оставляю попытки. – Лодыжка М’баллу зажила? Думаешь, она поправится к играм?

Тзайн открывает рот, чтобы ответить, но спохватывается, закрывает его и подстегивает Найлу, отправляя ее в галоп среди высоких эбеновых деревьев.

– Тзайн, хватит, – говорю я. – Ты не можешь не обращать на меня внимания всю оставшуюся жизнь.