А следом подтянулись бестии, опять истошно завыв.

Апогеем всего этого безобразия стала реакция наших дежурных. Один из них, надо сказать, успел раскачать свою капсулу до прожектора. Его-то он и включил, услышав инфернальные крики в темноте. И предусмотрительно направил на звук, прежде чем идти проверять, кто это нарушает общественный порядок.

Яркий свет испугал новорожденного птенца. Он метнулся в сторону, а потом всё-таки опомнился, вернулся, ухватив самый большой шмат вяленого мяса… И снова ринулся прочь из светового круга!..

Батый, обретя личную смелость во внезапной вражеской трусости, тоже не сплоховал. Подхватил поленце из запасов для костра и с воплем метнулся за страшной зверюгой.

Что он там при этом орал, смогли бы разобрать лишь два других монгола из нашей группы. А русские разобрали только слова, которые в приличном обществе не используют — ну потому что очень уж неприлично.

Надо сказать, на момент бегства птенца и Батыя никто ещё не сподобился вылезти из своих капсул. Так что дежурный с прожектором решил, что надо бы добавить веселья — и рубанул на пару секунд ревун. Этот протяжный и тоскливый звук окончательно добил неустойчивую психику новорожденного «птица», и тот попытался забиться в какую-нибудь безопасную щель.

Ближайшей щелью оказалось узкое пространство между стенкой капсулы и краем открывающейся двери. Это наша врач Лена хотела выскочить с набором «лечилок» и бинтов. Спешила на помощь возможным пострадавшим, раз уж кто-то так истошно вопит в ночи.

И само собой, не успела дверь открыться, как в неё просочилось что-то склизкое, «у-у-у-ркающее» и страшное. Лена завизжала во весь голос, уронив сумку с медикаментами. Единственное, что она успела из сумки достать — это скальпельный нож, подаренный городом, то есть Кукушкиным, за неоценимую помощь в борьбе с дристательной эпидемией.

Проскочивший в её капсулу птенец заверещал, проскальзывая на белом полу испачканными в слизи лапами, и попытался спрятаться ещё куда-нибудь поглубже. Но не нашёл куда, поэтому заполошно заметался от стены к стене.

В этот момент дверь открылась уже настежь, и в капсулу влетел полуголый мужик с поленом наперевес.Лена завизжала ещё оглушительней, а птенец снова заверещал от ужаса. При этом он угрожающе раскрыл клюв и выставил вперёд когти, отчего из его пасти на пол выпал шмат вяленого мяса, испачканного в крови и слизи.

А перепуганная Лена зажмурилась… И технично загнала скальпель, куда удалось попасть. То есть, в печень Батыю.

Через секунду открыв глаза, она поняла, что сделала что-то неправильное… И вообще умирающий прямо в её капсуле человек ей смутно знаком… Поэтому нагнулась, чтобы вогнать в шею несчастному ещё и «лечилку». А потом выдернула скальпель, потому что… Ну надо же честной девушке чем-то защищать свою честь! Мало ли кто ещё этой неспокойной ночью зайдёт в гости.

Тем временем птенец, ополоумевший от происходящего, окончательно потерял связь с реальностью. Решив, что лучшая защита — это нападение, он кинулся на «опасную» девушку, врубив максимальную скорость. И, понятное дело, на этот раз никакой скальпель Лене не помог. Потому как даже у новорождённого «птица» скорость оказалась выше, чем у человека.

Острые когти резанули по рукам, и злосчастный скальпель выпал, снова втыкаясь Батыю в живот. А сверху приземлилась кричащая от боли Лена.

И в этот прекрасный момент в капсулу ворвался с копьём наперевес Хир-Си.

При виде двух раненых тел и страшной твари, яростно визжащей и измазанной в крови, гигант не стал искушать судьбу. И оперативно насадил птенца на копьё, как курицу на вертел.

Вот так и закончилась наша первая попытка животноводства, инициированная Дунаем…

Здоровяк был безутешен.

Дневник Листова И. А.

Четыреста двадцать четвёртый день. Ловите плот!

Вообще-то я человек ленивый. Поэтому путешествие в факторию на своих двоих меня совершенно не устраивало. А все баги были заняты на работах в Алтарном.

Делать плот для путешествия в одну сторону я тоже не хотел. Тогда бы пришлось просить у Кукушкина дерево, у Ольши — работников, а у своей группы — денег. Это долго, лениво и вообще немного стыдно.

Японские отряды после этой зимы никто не видел. А значит, возродившись, окаянный Мураяма, скорее всего, увёл остатки армии на север.

И вскоре поставки материалов из посёлка Намжала и Восточной фактории на запад возобновились.

У Алтарного даже была бригада, которая занималась отловом плотов с камнем, постоянно дежуря на берегу. За день до отъезда я договорился с этой бригадой, что они за дополнительное вознаграждение поймают нам плот с солью, чтобы на нём смогли уплыть я, Мелкий, Кэт и Славка.

Вот только утром на берегу не оказалось ни одного плота… И я пошёл выяснять, в чём дело.

Радости новых открытий не получилось. Оказалось, что меня банально кинули!.. Конечно, я выплатил горе-работникам только небольшой аванс, а остальное обещал отдать после поимки плота… Но дело-то не в деньгах, а в обиде, которую испытываешь, когда тебя кидают!..

Рабочие, глядя на меня честными-пречестными глазами, клялись, что никаких договорённостей не было. И денег тоже. А тут на шум и полицейские подоспели. На берегу они вроде как дежурить не должны были, но, проникшись служебным рвением, решили вмешаться. И первым делом спросили про доказательства, которые у меня имеются.

К сожалению, никаких доказательств не было. Все договорённости были устные, поэтому в какой-то момент я внимательно посмотрел на каждого работника, с целью запомнить их лица на всю оставшуюся жизнь.

— Как будет возможность, сочтёмся!.. — пообещал я им, запечатлев их наглые морды в памяти.

И потопал к ожидавшему меня Мелкому.

— Чо, киданули? — спросил тот.

— Ага… Уроды… — я покачал головой, усевшись на берег.

— Козлы! — согласился Мелкий. — И чо теперь? Типа, пешкодралом?

— Сами плот поймаем!.. — буркнул я. — На складе были верёвки с крюками. Зацепим ближайший, какой приплывёт…

Мы быстро сгоняли за верёвками, заодно предупредив Славку и Кэт, что задерживаемся с выходом. И вернулись на берег — ждать плот.

Беда в том, что за сутки мимо