— А я стал мистером Карреном с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать.

— Ты, как всегда, повернул мои слова в нужном тебе направлении. Скажи, ты когда-нибудь отождествлял секс и любовь, Джерри? Знаешь ли ты меня вообще? Все эти годы, когда ты принимал мою любовь как нечто само собой разумеющееся, с пятнадцати лет и до сих пор, интересовался ли ты, счастлива ли я и устраивает ли меня жизнь, которую ты запланировал для нас обоих?

— Сядь и пристегнись, Анна. Мы идем на посадку, — сказал он, потянув на себя штурвал.

Выбравшись из кабины, Джерри зашагал к дому — по участку земли, на котором когда-то находились ее овощные грядки. К ее удивлению, грядки и сейчас еще были живы: Анна увидела зеленые хвостики моркови, листья картошки, стрелки лука и круглые кочаны капусты.

Кто-то позаботился все это посадить! Наверное, это миссис Баттон, которая считала, что не дело летать на самолете каждую неделю на рынок за овощами.

Вынув Мелани из детского сиденья, Анна встала с ребенком в тени ангара и стала ждать, когда вернется Джерри. Она не торопилась возвращаться домой: красивый бледно-желтый дом, с двойными окнами и широкими верандами, был домом ее матери и отца, дедушки и бабушки, но она никогда не ощущала его своим.

Поколения Карренов, сменяя друг друга, жили в Джарндирри. Здесь было так много истории… Сильные женщины выходили замуж за суровых молчаливых мужчин, которые работали на земле, боролись со стихией и болезнями, а женщины рожали своих детей в этом доме, потому что поблизости не было никаких больниц и докторов. Женщины Каренн были совершенным дополнением своих мужчин. Даже ее мать долгих шесть лет боролась с болезнью — раком груди, который в конце концов убил ее, — но лишь в последние годы слегла в постель. А до этого времени она работала не покладая рук: трудилась на земле, вела дом, распоряжалась прислугой и заботилась о своих дочерях. Даже дала жизнь ей, Анне. Она была беременна ею, когда ей поставили страшный диагноз.

И теперь Анна, как последняя из женщин семьи Каррен, чувствовала себя обманщицей. Она не была истинной женщиной: сильной, привязанной к земле, не терпящей сентиментальностей. Анна не могла дать того, что от нее требовалось. Да, конечно, она даже рискнула своей жизнью, когда попыталась в последний раз родить ребенка: доктора говорили ей, что это опасно, но Джерри был нужен сын…

— Они все уехали. — Голос Джерри проник в ее сознание. Она кивнула. — Иди и займись делом. Я принесу вещи, когда девочка будет устроена. — Слова его были мертвыми и бесчувственными — такими же, как ее сердце…

Она прошла мимо него, прижимая к себе Мелани, словно щит против врага. Воздух был наполнен влагой, а ватные облака, собравшиеся над головой, пронизывали тонкие лучи солнца.

Возвращение домой вновь ощущалось как прощание. Начало конца… и на этот раз прощание было окончательным.

Джерри накормил коров, загнанных под большой навес, и проверил, хорошо ли заперты ворота, в исправности ли пожарная сигнализация. Приближалась буря. Направляясь обратно к дому, он думал о том, как вернуть Анну к прежней жизни.

Ее слова, словно колокол, звенели в его голове: «Разговаривать с тобой — это вступать в борьбу, которую я уже проиграла». Да, теперь он понимал, что она чувствовала. Возможно, в своем стремлении победить любой ценой он оставил ее страдать в холодном одиночестве? Возможно, он не понимал боль ее потери и, хуже того, не замечал?

Он вошел в дом через заднюю веранду и направился на кухню. С утра во рту у него не было ни крошки. Анна обычно не готовила, но она могла приготовить стейк и салат, когда миссис Баттон болела, так почему же сейчас она?..

Отдаленный детский плач дал ему ответ. Джерри прошел в комнату для гостей, где Анна спала так много месяцев. Сумки ее, не распакованные, стояли на полу, но детские вещи были все разложены. Почему она не хочет вернуться в их комнату? Он сдержал желание схватить ее вещи и отнести их туда, где им и следовало быть.

И тут же он забыл о своем намерении. Держа в руках ребенка, неловко пытаясь успокоить его, Анна нервно расхаживала по комнате, и вид у нее был совершенно измученный. Малышка не переставала плакать.

— Может, мне подогреть бутылочку? — спросил он.

— Я предлагала ей еду, поменяла подгузники. У нее нет жара или чего-то подобного. Я попыталась поиграть с ней, пела ей песни… Я не знаю, что мне делать… — всхлипнула Анна.

Нахмурившись, он взглянул на девочку. Вряд ли Мелани хотела спать, ведь в самолете она хорошо выспалась.

— Как ты думаешь, сколько ей месяцев?

Анна резко повернулась к нему, раскрасневшаяся и похорошевшая.

— Рози стала приходить ко мне три месяца назад, и малышке было… — Анна нахмурилась, с отчаянием взглянув на девочку: лицо ребенка покрылось пятнами, а крики стали еще более пронзительными. — Наверное, месяцев шесть. Но почему ты об этом спра…

— В этом возрасте детей кормят протертыми бананами и овощами.

— Я кормила ее сегодня утром, — раздраженно ответила Анна.

— Помню, мама кормила моих братьев и сестер на ночь протертым бананом с добавлением яблока. Она говорила, что дети от этого лучше спят. И если ребенок к этому привык, он будет капризничать, если не получит фруктового пюре. Бананы должны быть мягкими и сладкими, но без черных пятен. Не волнуйся, Анна, мы потрем яблоко, если бананы окажутся слишком твердыми или перезрелыми.

— Они все в черных пятнах, они перезрели! — возвысила голос Анна, пытаясь перекричать ребенка, которого безуспешно пыталась укачать. — Боже, что же сегодня происходит?

— Не волнуйся. — Джерри схватил красное яблоко и терку. — Я делал это сотни раз для своих братьев и сестер. Пять минут — и я гарантирую, что Мелани будет счастлива.

Анна дотянулась одной рукой до маленькой кастрюльки.

— Сколько воды тебе нужно?

Быстро очищая яблоко, он сказал:

— Двести граммов, и выключай огонь, как только пюре вскипит. А пока… — Он залез на полку, где в детстве хранил свои сладости, и достал оттуда сухой бисквит.

— Вот, дай ей. — Он протянул его Анне.

Она усмехнулась:

— Ты, наверное, отчаянно хочешь тишины.

И как ей удавалось сводить его с ума одной лишь своей улыбкой? Анна возбуждала его так, как ни одна другая женщина.

— Отчаянно хочу, — согласился он, улыбнувшись ей в ответ и гадая о том, заметила ли она его возбуждение.

— Ребенок шумит громче, чем городская улица.

— Уже не шумит, — тихо сказала Анна, когда девочка схватила бисквит и мгновенно засунула его к себе в рот. Она что-то залопотала, и на личике ее появилось такое блаженство, которое могут испытывать лишь младенцы. — Спасибо.

Джерри пожал плечами, ощущая себя полным негодяем. Анна думала о ребенке, в то время как он думал о том, как затащить ее к себе в постель…