парижанка вдруг резко повернула голову в мою сторону, её широко распахнутые глаза доверчиво смотрели на меня. — Почему мы на Вы? Для Вас я просто Надэж.

Ещё минуту назад я был бы счастлив от такого предложения Надэж, но сейчас это не имело никакого значения, хотя, конечно, на моём лице появилось выражение признательности.

— Если Вы… — я запнулся. — Если ты позволишь, то для тебя я просто Викто́р.

Очень хотелось добавить: «Простой моряк с торгового судна», но сдержался. Какое я имел право выливать наружу желчь разочарования? Моя знакомая ничего мне не обещала и ничем мне не обязана. И я подавил в себе эту юношескую глупость, попытавшись вести себя как можно более непринуждённо: «Надеюсь, она ничего не заметила». И вскоре снова услышал, что говорит Надэж.

— …Я уже соскучилась по Парижу, — она взглянула мне в глаза, — на этом острове камней и песчаника. Поэтому так приятно встретить здесь соотечественника.

Я сжал вилку в руке: «Ну, как же не обещала? Один только её взгляд — это уже обещание, как для альпиниста — желанная горная вершина».

— Наша квартира — в XVI округе, недалеко от Булонского леса. Мне нравилось там гулять. Сейчас там так хорошо, — она мечтательно закатила глаза, через секунду её взгляд снова вернулся ко мне. — А в Нанте есть городской парк для отдыха?

— Да, горожане отдыхают в Иль-Фейдо, пикники на лужайках, — вздохнул я: XVI округ — не для простых моряков из Нанта.

— О, да. Мы с Жоржем тоже часто устраивали пикники, — она медленно провела пальцем по столу, как будто что-то рисуя. Возможно, что-то из прошлого. Повисла пауза.

— Я познакомилась с Жоржем на работе у отца. Как-то зашла к нему передать книги из дома, а у него в кабинете сидел Жорж — по каким-то вопросам службы. Отец представил его: «Жорж Лаваль из департамента Северной Африки». Жорж был очень мил, — Надэж продолжала рисовать, слегка касаясь пальцем поверхности стола.

Такого рода воспоминания не доставляли мне никакого удовольствия, но я вежливо уточнил, поддерживая беседу:

— В документах, конечно, остаётся девичья фамилия, но почему не представляешься как мадам Лаваль?

Она посмотрела на меня, улыбнулась:

— Слишком привыкла к своей фамилии, — девушка опустила глаза на бокал вина. — Хочу оставаться независимой. Глупо? Да? — она посмотрела на меня вопросительно.

Я пожал плечами:

— Почему же глупо. Если так пойдёт дальше — женщины получат даже избирательные права.

Она беззвучно рассмеялась:

— Понимаю, что глупо … но что делать? — она развела руками, продолжая улыбаться.

Так ещё полчаса порхала наша лёгкая беседа — так могло показаться со стороны, но в моих же ушах звучал скрип старой портовой тележки, набитой рыбой. Поэтому я с облегчением покинул кафе, провожая Надэж домой. Мы шли тёмными улочками, освещаемыми скудным светом, пробивающимся сквозь решётки оконных ставней: «Почти как дома, в Нанте».

Конечно, мадам мне нравилась, даже чересчур. Но всё это должно продлиться недолго: пройдёт день, другой, и она отправится к мужу в жаркий Триполи, я её больше не увижу и скоро забуду. Она как будто подтвердила мои мысли:

— Мой пароход скоро отправится в Триполи. Викто́р, я прошу тебя проводить меня, — повернув голову в мою сторону и не увидев восторга, быстро добавила: — Понимаю, что у тебя работа в порту, но если есть такая возможность … мне будет очень приятно помахать кому-то на берегу. Пароход «Ливорно».

Что я мог ответить? Конечно, я заверил её, что обязательно провожу. Ну, что же, последний жест галантности. В конце концов, я же с берегов Луары.

Мы подходили к двери её дома, настало время прощаться. Она обернулась ко мне.

— Викто́р, если я не уплыву завтра, мы можем посидеть вечером в кафе, — она как будто хотела загладить несуществующую вину, мне стало неловко и стыдно за свои идиотские мысли — я обещал, что обязательно зайду к ней. «Скоро парижанка исчезнет из моей жизни. И мы оба это знаем. Хотя для неё — это просто желание скрасить унылость пребывания на этом островке», — усмехнулся про себя, вспомнив: Фэб де Шатопер останется один! Кто бы мог подумать, что Мальта надолго станет для неё вынужденным пристанищем подобно Собору Парижской Богоматери для Эсмеральды.

По возвращении домой мне хотелось сразу лечь в постель и забыться глубоким сном, но я заставил себя всё-таки зайти к соседке. Постучал в дверь, подождал, никто не ответил. В её комнате тихо бурчал громкоговоритель: «Танковые части вермахта пытаются прорвать оборону французских войск в районе Шалон-сюр-Марна. Союзные армии мужественно отражают…» Шагов или какого-либо движения не услышал. Постояв ещё немного, вернулся в свою комнату, разделся и лёг.

Однако через несколько минут моих безуспешных попыток заснуть за приоткрытым окном послышались шорохи. Я встал, открыл окно настежь и выглянул наружу. На меня смотрели два светящихся близкопосаженных глаза. Пару секунд мы ошарашено смотрели, не мигая, друг на друга, пока я не разглядел, что передо мной кот, обыкновенный кот, лезущий по изогнутому стволу прилепившегося к стене дерева.

— Привет, — поздоровался с ним, животное в ответ фыркнуло.

— Понял, ты не в настроении, — перевёл для себя его ответ: поболтать не получится.

Осознав, что я не представляю для него опасности, кот деловито продолжил свой путь и вскоре заскочил в полуоткрытое окно соседней комнаты, мелькнув рыжей шерстью в отблеске луны.

«Значит, у соседки проживает кот», — сделал нехитрый вывод и отправился в постель. Уже около полуночи раздался хлопок входной двери, шаги в коридоре, затем в соседней комнате.

«Загадочная соседка вернулась», — подумал сквозь сон, перевернулся на другой бок и снова заснул…

На следующее утро, направляясь в портовые доки, спросил у возившихся неподалёку такелажников о пароходе «Ливорно». Те махнули рукой в сторону стоящего на рейде судна с чёрными бортами. «Ливорно» будет стоять здесь ещё тысячу лет», — со смехом добавили они, я понятливо кивнул: «Британская система медлительна и инерционна», и продолжил свой путь в доки. Сегодня мы должны спускать на воду катера, надо торопиться.

Думать о чём-то стороннем не успевал: топливопровод, похоже, забился после нашей чистки — надо же случиться такому «везению». Но лучше этому произойти сейчас, чем в открытом