Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давай лучше посидим снаружи — обожаю наши мостовые, — Найдин указала на пару столиков на улице, а сама зашла внутрь.
Пожав плечами, согласился и занял один из столиков, ожидая её возвращения. Пока, задрав голову, рассматривал окружающие дома, девушка выскочила передо мной как из-под земли — даже не успел вскочить и учтиво выдвинуть ей стул, как она уже всё проделала это сама.
— Здесь неплохо готовят кролика. Я договорилась, ты получишь самый вкусный кусок. Ты рад? — её чёрные глаза требовали только положительного ответа, и я, конечно, его дал.
— Обожаю наших кроликов, — передразнил я Найдин.
Не пройдёт и года, как мне будут сниться в самых сладких снах блокадного города кусочки мальтийского кролика под винным соусом. Но сейчас я не ценил этих подарков судьбы.
Девушка издала короткий смешок:
— Ага, тебе передастся их сила и храбрость.
Однако сначала нас ждали мороженое и белое вино. Официант в белой короткой куртке поставил перед нами по бокалу и розетке холодного десерта. Она одарила высокого худощавого мужчину обворожительной улыбкой.
— Филиппе, ты великолепен сам и то, что ты приносишь, всегда великолепно.
Мужчина, которого она назвала Филиппе, растянулся в улыбке.
— Найдин, ты и есть великолепие нашего острова.
— Ты льстец, Филиппе, — улыбнулась довольная Найдин.
— О, Найдин! Если бы не жена и трое детишек, тебе бы от меня не уйти, — рассмеялся мужчина, потом грозно посмотрел на меня. — Если обидишь её, тебе не сдобровать, — потом улыбнулся и направился внутрь кафе.
Я не удержался и тут же спросил:
— Кто этот официант?
Найдин взглянула на уходящего мужчину.
— Филиппе старый знакомый. Он каждый день приходит на рынок, иногда болтаем с ним, — она кивнула на кафе. — Это его заведение.
— И он работает официантом? — сделал удивлённое лицо.
Девушка пожала плечами.
— Сейчас мало клиентов — он работает за всех, — Найдин опустила глаза к стоящему перед ней мороженому. — Давай лучше попробуем, что он нам принёс.
Она ещё не успела вкусить первую ложку лакомства, как уже зажмурилась от удовольствия.
— Оно сделано по рецептам итальянских Gelateria.
Я последовал её примеру, и попробовал местное мороженое.
— Ну, как? — девушка открыла глаза: они опять от меня ожидали только «Да».
Мороженое — ваниль с апельсиновой цедрой — приятно таяло во рту, но всё-таки нантское — лучше. Однако её блестящие глаза требовали разделить с ней радость наслаждения искусством местных кондитеров.
— Действительно, великолепно. Даже в Париже такого не найдёшь, — польстил я ей.
— Так ты из Парижа? — не дожидаясь моего ответа, она продолжила: — А в Париже все такие вруны, пьяницы и храбрецы? — соседка хитро прищурила глаз, обсасывая ложечку с мороженым.
— Почему? — наверное, на моём лице появилась глупая гримаса непонимания. Возможно, поэтому Найдин улыбнулась.
— В тот вечер ты был изрядно пьян, но бесстрашно бросился на двоих матросов, с которыми я болтала, а мороженое тебе не очень понравилось. Вот так, — торжествующе завершила она свой ответ.
— Вообще-то я из Нанта, — на моём лице выступила краска смущения.
— О, это меняет дело, — засмеялась Найдин и зачерпнула очередную ложечку десерта. — Всё это относится только к жителям Нанта.
— А как ты догадалась, что я твой сосед? — мне захотелось уйти от её насмешек над собой.
— Ещё жители Нанта не очень умны, — она постучала себя пальцем по лбу. — Видела тебя в окно, когда ты выходил из дома, ещё в первый день твоего появления.
Вскоре принесли моего кролика. Блюдо, действительно, оказалось приготовленным со знанием кулинарии.
— Ну, а это тебе нравится? — девушка пристально смотрела на меня.
На этот раз я бесхитростно ответил:
— Вкусно. Мне нравится.
— Вижу, не врёшь, — она положила ложечку в рот и снова зажмурилась от удовольствия.
Из открытого окна на втором этаже негромко вещало радио: «Исходя из гуманных соображений с целью исключения многочисленных жертв при обороне города, правительство Французской республики объявляет с сегодняшнего дня Париж Открытым городом…» Я вскинул глаза вверх к окну, как будто хотел увидеть звук, передающий это известие. Но это были только невидимые колебания воздуха из открытого окна: «Неужели боши войдут в Париж? Невозможно!» Но горькая логика быстро погасила эмоциональную вспышку, мой взгляд снова вернулся к собеседнице. Но она уже заметила перемену на моём лице.
— Но ведь это же не Нант? — сочувствующе произнесла она.
— Нант уже бомбили, — я поднял глаза в небо, голубевшее между крышами.
— Но ведь французы храбрые, как ты. Почему вы их не убили? — Найдин смотрела на меня немигающими глазами, и я уже не знал, она насмехается надо мной или говорит серьёзно.
Такой простой вопрос, но ответа у меня не было. Отвёл взгляд на бокал вина и предложил:
— Давай лучше выпьем.
Но она затрясла головой, наклонившись немного вперёд.
— Нет, ты мне не ответил: вы будете сражаться?
— Париж объявлен Открытым городом, — попытался как-то уйти от вопроса настырной девушки.
Но Найдин проявила настойчивость.
— Потеря столицы — это ещё не потеря всей страны и народа. У вас много городов и огромная армия.
Я только пожал плечами.
— Мы остались. Наше судно приписано к британскому флоту.
— Это правильно, — она закивала головой, как старый профессор, выслушивающий правильный ответ на избитый вопрос. — Ты должен быть на правой стороне всегда.
«Беззаботная девушка-официантка. Что она могла знать о войне?» — я непроизвольно вздохнул. Но мои мысли были перебиты звонким голосом Найдин:
— Вот теперь давай выпьем за бравого моряка, который обязательно победит немцев и выгонит их из Франции, — она подняла бокал и улыбнулась мне.