Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люк принес ей требуемую запись в хореографический зал, а дальше произошло нечто непонятное, чему Ширли до сих пор не нашла объяснения: они оба вдруг словно обезумели от приступа чувственного возбуждения.
Зато она точно знала, что этого больше не повторится. Даже если волна страсти накатит вновь, с ней придется бороться, потому что изменившаяся ситуация требует большей ответственности.
Убедившись, что Люк следует за ней, Ширли первой свернула на смотровую площадку. Отсюда, с холма, открывался захватывающий вид на прелестный залив, образованный речушкой Тисвей.
Однако Ширли сейчас было не до красот природы. Ей хотелось раз и навсегда решить возникшую в жизни проблему. Остановив «вольво», она распахнула дверцу, но осталась сидеть. Подкативший следом Люк последовал ее примеру.
— Извини, что отнимаю у тебя время, — сдержанно произнесла Ширли, взглянув на него на расстоянии. — Я планировала поговорить с тобой в театре, но ты уехал раньше, чем у меня закончилась репетиция.
Она опустила глаза, но тут же вновь посмотрела на Люка. Тот сидел молча, спокойно ожидая продолжения и являя собой образец уверенного в себе и довольного своей жизнью человека.
На миг Ширли даже стало жаль его. Стоит ей произнести несколько слов — и в ту же минуту все изменится. От его спокойствия не останется и следа.
Она подавила вздох. В действительности ей не нужно было всего этого. Она бы сейчас с удовольствием развернулась и уехала домой. Однако чувство долга вынуждало ее продолжить разговор.
После той безумной вспышки страсти Ширли дня три пребывала в напряжении, постоянно ожидая со стороны Люка каких-то действий, направленных на продолжение начатого. Затем, видя, что тот демонстрирует лишь вежливую сдержанность, она успокоилась: привычному для нее течению жизни ничто не угрожало. И вот теперь судьбе угодно было вновь свести ее с Люком, пусть лишь на время короткого разговора — все равно. Дело в том, что когда они вновь оказались наедине, Ширли невольно ощутила прилив знакомого волнения, того самого, что охватило ее в хореографическом зале, предшествуя наплыву сокрушительной волны страсти.
Все это было совершенно ни к чему — и сейчас, и тогда. Но что было, то прошло, и нечего о нем вспоминать. А то, что происходит сейчас... Без этого, по мнению Ширли, вполне можно было обойтись.
Так она думала. Но тем не менее все ее существо будто само собой настроилось на некую волну чувственности, исходящую от Люка. И ей оставалось лишь гадать, ощущает ли он нечто подобное или это только ее реакция.
Ширли покосилась на Люка, однако по его безмятежно-спокойному лицу ничего нельзя было понять. Если он и испытывал какое-то волнение, то умело скрывал это.
Мне следует брать с него пример, укорила себя Ширли.
И почти в тот же миг она уловила аромат лосьона, которым пользовался Люк, — тот самый тонкий запах, что пронизывал все их непродолжительное, но бурное и насыщенное острыми ощущениями интимное общение.
Ширли невольно замерла, по ее спине и обнаженным до локтя рукам — она была в короткой джинсовой юбке и белом топе с сердцевидным вырезом на груди — пробежали мурашки.
Ох дьявол! — подумала она. — Пора поскорей кончать со всем этим.
Сердясь на себя за испытываемое волнение, она облизнула губы и произнесла:
— Честно говоря, мне не хотелось заводить этот разговор, но потом я подумала, что ты имеешь право знать.
— Да? — спокойно обронил Люк, разглядывая ее.
Ширли вдруг ощутила прилив раздражения, и ей захотелось стереть выражение невозмутимой самоуверенности с лица своего давнего знакомого, который тем не менее по-прежнему оставался для нее чужим, несмотря на произошедшую между ними физическую близость.
— Что я должен знать? — спросил Люк, и Ширли сообразила, что пауза затянулась.
— Я... беременна. — Ей до сих пор непривычно было произносить это слово применительно к себе.
— Ты... что? — Люк как будто еще не понял о чем идет речь, но на его лицо уже набежала едва заметная тень.
Ширли отметила это со странным удовлетворением.
— Беременна. — На этот раз она произнесла трудное слово более уверенно именно из-за начавшихся с выражением лица Люка перемен.
— В самом деле? — вскинул он бровь. — Поздравляю. И кто отец? Впрочем, подобный вопрос считается неделикатным, так что можешь не отвечать. — Затем Люк вдруг нахмурился. — Постой, ты сказала, что собиралась говорить со мной в театре. Не об этом ли?
Ширли кивнула.
— Совершенно верно.
В его глазах промелькнуло искреннее недоумение.
— Но... почему ты сообщаешь эту новость мне?
Действительно, мрачно усмехнулась про себя Ширли. Ведь мы друг для друга никто.
— Потому что за последние два года я не спала ни с одним мужчиной, кроме тебя.
Люк слегка поморщился, по-видимому не считая, что обязан выслушивать подобные признания.
— Ну и что?
В этих словах прозвучал оттенок насмешки, и Ширли подумала, что в данном случае Люк абсолютно вправе демонстрировать уверенность. Для этого у него есть все основания.
— То самое, — блеснула она взглядом. — Забеременеть я могла только от тебя.
Люк с подчеркнутой невозмутимостью покачал головой.
— Прости, но это нонсенс.
Было абсолютно очевидно, что он считает свое мнение непогрешимым, и, глядя на него, Ширли неожиданно развеселилась. Она-то знает правду!
— Я была у врача.
— И что?
— Анализы подтвердили беременность.
Люк нетерпеливо пошевелился на сиденье.
— Все равно я не понимаю, почему ты говоришь это мне!
— Могу повторить: потому что за последние два года я не занималась сексом ни с кем, кроме тебя. — Пока Ширли произносила эту фразу, в ее голове промелькнуло: бьюсь об заклад, сейчас он скажет, что мы пользовались...
— Но мы пользовались презервативом! — воскликнул Люк, даже не дав ей додумать мысль до конца.
Губы Ширли сами собой изогнулись в мрачной усмешке.
— Поверь, это было первое, что я произнесла, когда мне сообщили новость.
Люк пропустил ее слова мимо ушей.
— Нет... этого не может быть, — пробормотал он, глядя прямо перед собой невидящим взглядом.
— К сожалению, презервативы не дают полной гарантии. — Ширли поймала себя на том, что произнесла эти слова, точь-в-точь повторяя интонации гинеколога Лины Смитсон.
— Никогда о таком не слышал! — с вызовом бросил Люк.
Ширли вздохнула.
— А я слышала. Точно не помню, но риск, кажется, составляет что-то порядка трех процентов. Вот мы и угодили в число тех, кому не повезло.