Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кому? Мне? Не знаю, наверное, присоединюсь. Я никогда не участвовала в крупных сражениях.
– Я не тебя спрашивала. Просто размышляла вслух.
– Ты можешь говорить шепотом? – Мари поднимается с места.
– Я говорю шепотом… – шепчет Ева.
– Да, но громко.
– Как можно громко говорить шепотом?
– Вот именно так, как ты.
Ева прикладывает руку ко лбу, закрывает глаза.
– А меня ты не спросишь, присоединяюсь я к твоему отряду или нет? – спрашивает Мари.
Ева вздыхает:
– А тебе нужно для этого специальное приглашение?
– Конечно, Ева! Я же не абы какой солдат. Ты бы видела, как я сражаюсь! Прямо зажигаю!
– Значит, я приглашаю тебя в свой отряд.
– Я же не оставлю тебя, Марата и свою психованную сестру одних. Могу я кое-что спросить?
– Спрашивай.
– Который час?
Ева встает с кровати, берет ключ со стола.
– Ты невозможна, Мари. Я буду ждать тебя в машине у гаража. Придешь через пять минут.
– А почему мы идем не вместе? Ты решила слинять?
– Обещаю, что не слиняю.
– Подумаешь, я тоже Бабушке пообещала, что не пойду к прорицателю.
– Я свое слово держу.
Ева выпрыгивает из окна. На секунду каменеет от боли, потом выпрямляет спину.
– Но почему ты собираешься вести мою машину? – не унимается Мари.
– Ты под воздействием сомнительных травок, – отвечает Ева и убегает.
За гаражом есть узкая тропинка. Ева оглядывается по сторонам, выводит машину за ворота. Машина похожа на танк, только не стреляет. Хотя кто ее знает.
– Лом и мой брат тебя увидели? – спрашивает Мари, плюхаясь на сиденье.
– Увидели. Сказала, что едем на кладбище, что на рассвете вернемся. Глянь: они стоят там вдалеке и смотрят на нас. Бабушка обычно принимает снотворное, если бы не приняла – стояла бы сейчас перед машиной, расставив ноги и подбоченившись.
– Да уж, представляю… – вздыхает Мари и добавляет: – Ничего, в такой позе она будет ждать нас по возвращении.
Ева вертит связку ключей, и гигантская машина движется, выравнивая небольшие холмики колесами.
Самое большое кладбище находится за чертой города. За пределами кладбища есть особый участок, где хоронят людей, у которых нет родных. Их имена и фамилии написаны белой краской на тоненьких жестянках, на некоторых табличках вообще ничего не написано. У этой части кладбища есть свое название: Детдом.
Мари показывает дорогу и время от времени восторженно хлопает. Мелкая мошкара бьется о лобовое стекло.
– Знаешь, Ева, я всегда прошу прощения у мелкой живности, когда наношу ей вред, а вот у людей прощения не прошу.
Ева понимает, что не нужно было говорить Мари про чай.
– Мари, научись любить людей. В действительности они не так уж плохи. Наверное, ты бы хотела родиться богом. Или чувствуешь себя богом.
– Наверное. Разве мы не боги? Или хотя бы божественные сущности.
– Мы обычные люди, Мари. Таких, как мы, много.
– Не говори так. Ты меня огорчаешь. Я другая, я счастлива. Я счастлива, как мошки. Вот и все.
По сути, Бабушка хотела вызвать у нее иллюзию счастья. На короткий миг Еве даже становится любопытно: выпей она чай, продолжила бы думать о войне или нет? «Не попробуешь – не узнаешь», – говорит она самой себе и тормозит. Фары освещают большой участок Детдома.
– Здесь есть сторож? – спрашивает Ева.
– Нет, о чем ты? Кому нужен Детдом, кроме нас с тобой? Слушай, а ты цветы не привезла?
– Ага, конечно, привезла, вот прямо сейчас собрала, высунув руку из окна машины, разве ты не заметила? – Ева в упор смотрит на Мари.
– Ладно, ладно. Здесь растут красивые маки, пойду принесу несколько штук.
Мари провожает Еву до могилы и исчезает. Она прекрасно понимает, что Ева хочет остаться одна.
Ева подходит к покосившемуся указателю. Пытается поправить. Не получается. Колени подгибаются. Она, задыхаясь, опирается на могильный холмик. Гладит землю. Могилу Артура украшают несколько высохших цветов. Наверное, кроме Мари, сюда никто не приходил.
– Здравствуй, сердце мое. Я пришла, – говорит Ева, и фиолетовые слезы текут из ее глаз.
Боль в глубине сердца только усиливается. Запачканными в земле руками Ева хватается за грудную клетку, словно хочет вырвать боль из себя.
– Почему, ну почему ты пришел во время боя? Я же тебе запретила. Я же тебя просила. Тебя не должно было там быть, глупый, глупый мальчишка!
Мари издали смотрит на Еву. В свете фар она видит согнувшееся, уменьшившееся тело, но не чувствует боли. Нет, она улыбается и собирает цветы. Решает запеть, уходит в глубь кладбища – подальше от глаз и ушей Евы.
Для этого страшного места Мари слишком счастлива.
«Какой хороший чай», – думает она. Цвета стали ярче, звезды крупнее. Она поет и проходит мимо табличек с именами, и у каждой из них оставляет по маку, потом присаживается под каким-то высохшим деревом и глядит на луну. Представляет, что Дэв сидит рядом и молча смотрит ей в глаза.
Она видела Дэва лишь однажды, на дне рождения однокурсницы. Мари тогда красила волосы в зеленый – для образа русалки. Помнит, что Дэв сидел на диване и потягивал пиво. Он ни с кем не общался, но многие пытались с ним заговорить – и парни, и девушки.
– Ты любишь море? – спросила его Мари, присаживаясь рядом.
Дэв встретился с ней взглядом и кивнул. Она сразу влюбилась в эти медовые глаза. Через несколько минут Дэв испарился, и Мари скучала весь вечер, постоянно высматривая его.
Телефон звякает, и Мари отвлекается от воспоминаний.
Дэв ответил: «Рад, что ты в лесу».
– А-а-а… – стонет Мари и в обнимку с телефоном ложится на холодную землю.
Чуть позже она встает и пытается понять, как долго она здесь лежала. Нужно вернуться к Еве. Фары слепят ей глаза. Поднялась ужасная пыль. Ветра нет. Ева включила мотор? Откуда столько пыли? Мари подходит к могиле Артура. За песчаными холмиками глубокая яма. Ева стоит в ней. Мари направляет в яму свет мобильника. На грязном, пыльном лице Евы улыбка.
– Его здесь нет, Артур не здесь. Маки не нужны. – Она смеется.
– Ева, ты меня пугаешь. Давай руку, выбирайся оттуда.
Машина движется, оставляя позади большую яму Детдома, желтые клубы пыли.
– Откуда у тебя лопата? Тебе для этого понадобилось пять минут, чтобы я не видела, что ты берешь из гаража? Поэтому ты не хотела, чтобы Бабушка ехала с нами? Ева, ты сумасшедшая! Но как же так, где Артур?
– Не знаю, нужно его найти.
Теперь громко смеется Мари.
– Что случилось? – спрашивает Ева, тоже со смехом.
– Посмотри