Столь же много ей принесло общение с юным лейтенантом Жаном Аллором и бывшим военным министром Адольфом Мессими. Трудно представить двух столь разных людей, как юный и пылкий лейтенант и престарелый, хотя и молодящийся бывший министр. Объединяло их одно: отличное знакомство с оперативными планами французского Генерального штаба. Разумеется, они не докладывали знаменитой танцовщице об этих планах. Если бы Аллора и Мессими спросили, говорили ли они с мадемуазель Матой Хари о делах службы, оба уверенно ответили бы, что ни в коем случае. Так, какие-то крохи, намеки. Но и этого ей было достаточно, чтобы составить второе и третье донесение.

А ведь был еще генерал Вильнёв! И, наконец, самая крупная рыба, заплывшая в ее сети, – генеральный секретарь министерства иностранных дел Жюль Камбон. Она хорошо помнит тот вечер, когда услышала разговор Камбона с его другом, банкиром Руэ, о перспективах военных действий. Из этого разговора было понятно, что французы опасаются немецкого наступления в Лотарингии и намерены стянуть туда дополнительные силы. Той же ночью она составила свое четвертое донесение – самое важное, как ей впоследствии сказали.

Свои донесения Маргарет относила в условленное место – в магазин готового платья на улице Риволи. Бумаги, которые она вручала владельцу магазина, выглядели как заказ на поставку различной одежды. Иногда мадемуазель Мата Хари заказывала дюжину юбок, а иногда – шелковое нижнее белье. Сам по себе заказ ничего не значил. Главное было записано на обороте бумаги симпатическими чернилами, которыми ее научили пользоваться во Франкфурте. Она точно не знала, как именно эти сведения были переправлены в Берлин, но следила по газетам за ходом военных действий. И когда спустя две недели после отправки четвертого донесения услышала о германском наступлении под Верденом – наступлении, которое стало полной неожиданностью для французского командования, – поняла, что ее информация дошла по назначению.

Так и шла ее жизнь в Париже. Она передавала шифровки каждый месяц. Иногда это были совершенные пустяки – например, о том, что французы решили расформировать свои конные полки и больше не использовать конницу, которая несла большие потери. А иногда ей удавалось узнать нечто весьма важное. Например, в июне 1916-го Маргарет узнала, что в Гавре разгружаются какие-то огромные бронированные машины, присланные из Англии, англичане собирались использовать их при прорыве немецкой обороны на Сомме. Кажется, это ее сообщение немцы признали самым ценным за все время ее работы. Она поняла это, когда спустя месяц после очередного выступления получила огромную корзину роз, а в ней – коробочку с бриллиантовым кольцом. Кроме кольца в коробочке также лежала записка, состоявшая лишь из одного слова: «Danke!» Да, это кольцо… Его конфисковали у нее после ареста, вместе с другими драгоценностями. А ту косметичку, с последним неотправленным донесением и чернилами, что была у Жюли, не тронули. И о магазине на улице Риволи ничего не узнали. Значит, она могла бы снова написать очередную шифровку и отнести ее… Вернуться на эту сцену, станцевать на ней новый опасный танец… Могла бы? Но как? Ведь самую важную информацию она получала от французских чиновников и генералов и добывала ее чаще всего в постели. Да, она, можно сказать, торговала собой, шла на близость с толстыми пожилыми господами, только чтобы узнать, куда будет направлен удар французских войск и когда прибудут на фронт дивизии английских союзников. Как она сможет снова сблизиться с этими важными лицами? Ее тут же арестуют! И на этот раз расстрел будет настоящим, и милый, хотя и скучноватый Антуан ее не спасет.

Выходит, не стоит и надеяться? Или все-таки такая возможность есть? Маргарет решила тщательно обдумать это в другой раз. Сейчас все-таки поздно, и глаза у нее слипались. Она сбросила халат, тихо вернулась к постели и легла, стараясь не потревожить беспечно спавшего любовника.

Следующие несколько дней запомнились Маргарет как время ожидания. Она ждала возвращения к настоящей, подлинной жизни. Самую важную роль здесь играла, конечно, ее раненая рука. С рукой на перевязи нельзя было толком танцевать, неудобно было заниматься любовью (а эти занятия у них с Антуаном вошли в привычку). И, уж конечно, с этой перебинтованной рукой нельзя было отправиться на Лазурный Берег, выйти в люди. А ей очень хотелось после выздоровления поехать в Ниццу, Монако, Монте-Карло – во все эти волшебные места, где собирается высшее общество, где у людей чаще бьется пульс и кровь быстрее бежит по жилам. Хотя была у нее и другая мечта, самая заветная – Париж…

Она так часто говорила Антуану об их будущей поездке, что доктор Моро, в конце концов, смирился с такой перспективой и стал прикидывать, как осуществить этот план. В первую очередь он решил изменить внешность своей возлюбленной. Поэтому большую часть дня Маргарет проводила за зеркалом: примеряла парики, накладки, шиньоны, наносила грим, удлиняла брови… И где-то спустя неделю получила тот новый облик, который понравился ей самой.

Занимаясь гримированием, она никого не впускала в свою «артистическую уборную», как в шутку именовала свою комнату. Но теперь она кликнула Жоржету и велела ей позвать доктора Моро.

Доктор явился буквально через минуту – он за эти дни привык безропотно и быстро выполнять все прихоти своей возлюбленной. Антуан вошел в комнату и увидел незнакомую блондинку, которая сидела у окна боком к нему. Она строго посмотрела на него и сказала:

– Сударь, я просила бы вас впредь спрашивать разрешения, прежде чем входить в комнату дамы. Я могла быть не совсем одета…

– Простите, сударыня, – ответил опешивший Моро, – но я ожидал увидеть здесь свою знакомую Маргарет… Вы не знаете, где она?

– Пошла погулять.

– Вот как? А… кто же тогда вы?

– А вы попробуйте догадаться, кто я, – игривым тоном произнесла блондинка. – Вы должны меня немного знать…

Произнеся эти слова, она рассмеялась. И только теперь в голове у доктора словно что-то щелкнуло, и он узнал даму, сидевшую возле окна.

– Маргарет! Как ты меня напугала! Как это тебе удалось?

– Наверное, я правильно подобрала грим и все остальное, – ответила Маргарет.

Антуан подошел ближе и стал внимательно разглядывать свою возлюбленную, принявшую новый облик. Теперь стало ясно, что главную роль в преображении Маты Хари сыграл соломенного цвета шиньон. Он совершенно скрыл ее черные волосы, к тому же теперь они были по-иному уложены, и это тоже меняло облик женщины. Кроме того, она перекрасила брови, сделала более бледным лицо. Строгое черное платье, вместо привычных для Маты Хари светлых одежд, дополняло картину. В целом получалась совсем другая женщина, казавшаяся значительно моложе Маты Хари.

– Да, в таком виде тебя невозможно узнать, – признал Антуан. – Только когда подходишь совсем близко. А еще голос! Ты изменила голос!

– Просто я стараюсь говорить чуть более высоким голосом, чем обычно, – ответила Маргарет. – Но от этого, наверное, придется отказаться: трудно все время держать нужный тембр. Ну что, теперь ты убедился, что мы можем выйти в свет и мне не грозит опасность быть узнанной?