– Да нет. Устал платить им бешеные деньги. Ведь результат –такой мизерный. Конечно, когда человеку вдруг становится плохо, врач поможет. Ауж если заработал за долгую жизнь что-то хроническое, доктора не помогут. И ониэто знают. Они сюсюкают с таким больным, как с маленьким ребенком, чтобы как-топодбодрить. Но – к черту все это! Хватит с меня! Со мной никогда не сюсюкали, асейчас и подавно мне этого не надо. У последнего доктора, к которому яобращался, я спросил прямо, без обиняков, будет ли улучшение от его лечения.Так он взбесился и сказал, что я никогда не поправлюсь и что со временемвозможно и ухудшение. Я прошел полное обследование и последние месяцы чувствуюсебя значительно лучше, чем когда-либо прежде. Но ноги все время держу в тепле.

Трэгг смотрел на Карра с отстраненным любопытством, будторассматривал некий диковинный экспонат в стеклянной банке. Потом перевелзадумчивый взгляд на Мейсона и вдруг неожиданно проговорил:

– Что ж, прошу прощения, что потревожил вас, мистер Карр.Мне необходимо было завершить допрос. Простая формальность! Возможно, васбольше не придется беспокоить. Сочувствую вашим страданиям и надеюсь, что неочень их усугубил.

– Ничего, – милостиво кивнул Карр. – Приятно поговорить сумным человеком. Я боялся, что сюда ворвется какой-нибудь грубый, неотесанный иугрюмый полицейский, будет задавать уйму глупых вопросов. Для вас – пожалуйста,я всегда дома. Приходите в любое время.

– Благодарю вас, – сказал Трэгг. – Об этом я позабочусь вслучае надобности сам, так что вам не придется знакомиться с новыми людьми изполиции.

– Очень любезно с вашей стороны, лейтенант, – поблагодарилКарр. – Но для установления истины я всегда готов…

– Так, – вдруг сказал Трэгг с деланым безразличием, почтиуже выходя, – а как насчет… Роднея Уэнстона? Он…

– Просто слепец, – прервал его Карр. – Это мой пасынок.Прожигает жизнь где угодно – на пляже, в ресторане… Телефон у меня на его имя,на двери табличка – тоже с его фамилией. По сути, он снимает эту квартиру. Ясделал это намеренно, чтобы самому оставаться в тени. Когда разносчики мелкоготовара заходят сюда и спрашивают мистера Уэнстона, мы можем сказать им чистуюправду, что его нет и когда будет – не знаем. Я говорил уже, что не хочу, чтобыменя беспокоили. Уэнстон у меня вроде прикрытия.

Казалось, Трэгга вполне удовлетворило это объяснение. Онучастливо кивнул:

– Я вас хорошо понимаю. Что, у вас есть какая-то особаяпричина избегать людей, мистер Карр?

– Конечно, есть, – поспешил ответить Карр. – Я – нервный,раздражительный. Врачи рекомендуют мне не растрачивать нервную энергию. Но мнеэто не удается, когда я встречаюсь с людьми, особенно незнакомыми. Чужие задаютчертовски много вопросов. Сочувствуют, конечно, но очень много говорят.Приходят и подолгу задерживаются. Не люблю малознакомых людей.

– Да, и поэтому, полагаю, – добродушно рассмеялся Трэгг, –чем меньше я задаю вопросов и чем короче мое пребывание здесь, тем болееблагоприятным будет мнение обо мне.

– Чушь, – взорвался Карр. – Я не имел в виду вас, лейтенант.Вы вообще ни при чем. Вы здесь по делу.

– В любом случае мне надо идти, – сказал Трэгг. – Наверное,мне не придется вас больше беспокоить, мистер Карр.

Мейсон проводил Трэгга взглядом до выхода, заметно помрачнели закурил сигарету. В окутавшем его дыму он оставался удрученным и озабоченным,пока звук захлопнувшейся внизу двери вроде не смягчил возникшее напряжение.

– Зачем надо было говорить ему, Мейсон, – тут же упрекнулего Карр, – о двух выстрелах и о времени?

– Это послужило бы хорошей маскировкой, – ответил Мейсон. –Если бы сработало, конечно.

– А что, разве не сработало?

– Не знаю.

– Почему вы считаете это хорошей маскировкой?

– Да потому, что, когда полицейский прорабатывает версиикакого-то дела, он разговаривает со многими свидетелями. Из их показанийскладывается достаточно четкое представление о том, что произошло и когда.Естественно, полицейскому приятно и внимание газет, поэтому он хорошо ладит сжурналистами, иначе никогда не останется на работе в полиции. Газеты следят заэтим; поэтому, когда вы просите человека, подобного лейтенанту Трэггу, несообщать вашего имени для газет, для него это пустой звук, но если вы даетепоказания, которые расходятся с фактами в том деле, которым он в данный моментзанимается, тогда-то уж он сам будет заботиться, чтобы ваше имя не попало впрессу.

– Почему же?

– Потому что, если газеты утверждают, что вы припоминаетеход событий не так, как свидетельствуют другие, или ваши показания резко расходятсяс их, это значит, что лицо, действительно совершившее убийство и разыскиваемоеполицией, получает поддержку. А это, в свою очередь, значит, что когдапреступника арестовывают, то его адвокат уже знает, куда ему отправиться, чтобынайти свидетеля, который будет противоречить свидетелям обвинения.

Лицо Карра расплылось в улыбке.

– Умно! – удивился он. – Ничего не скажешь. Вот почему мненужны были только вы, Мейсон. Хорошо соображаете… И быстро!

– Ну, не слишком-то обольщайтесь на этот счет! – предупредилМейсон. – Потому что в данном случае, как мне кажется, это не сработало.

– Почему же? – нахмурился Карр.

– Трэгг чертовски умен. Этого человека не проведешь.

– Полагаете, он разгадал вашу тактику?

– Я почти в этом уверен, – сказал Мейсон, – но менябеспокоит не это.

– А что?

– А то, – сказал Мейсон, – как он с ходу начал проявлятьсочувствие и говорить, что позаботится лично, чтобы репортеры вам не досаждали.

– А разве это не то, что нам надо в данный момент?

– Да, надо, кроме одного, – сказал Мейсон.

– Чего же?

Мейсон взглянул на одеяло, наброшенное на колени Карра.

– Если что-нибудь, связанное с вашей инвалидностью, – сказалон, – даже частично является вымыслом, которым вы пользуетесь для приобретениясобственного алиби, и если состояние ваших ног таково, что вы можете ходить, толейтенант Трэгг в первую очередь заинтересуется именно вами в качествеподозреваемого, отдав «предпочтение» вам перед остальными.

Лицо Карра, все время перекошенное в неприятной ухмылке,пока Мейсон излагал ему свою теорию относительно реакции Трэгга, неожиданнопеременилось: на нем заиграла улыбка облегчения.

– Что касается этого, – бодро заявил он, – тут я могупредоставить вам абсолютно достоверное подтверждение, мистер Мейсон: ходить я ив самом деле не в состоянии. Мои ноги не в состоянии испытывать никакойнагрузки. Я даже не могу переместиться из коляски в постель и обратно: менянадо поднимать. Не могу без посторонней помощи добраться до телефона.