– А пришел, – говорю Влачкову, – вот покакому делу. Честно говоря, скрытые враги и карьеристы затрудняют нашу Работу.Среди них есть ненавидящие вас люди. Они и распускают слухи о том, как мягко выотносились к кулачыо в бытность вашу замначособотряда в Шилковском районе.Либеральничали якобы вы, брали взятки, присваивали ценности, на которые иотмахали себе вот эту домину. Слухи, – гворю, – необходимо пресечь.Вы человек умный, понимаете, что в сложное время партии легче рубануть лишнююголову, чем копаться в обкомовских сварах, поэтому нужен ваш ход конем.

Так я сказал. Смотрю: обмяк слегка Влачков, потерялвеличественные очертания, как мешок инкассатора Панкова, в который заместопачек купюр бандиты наложили всей своей бандой огромную кучу… Выходить начал изВлачкова через малюсенький проков душок большевистской безнаказанности,выхоленного служебными удачами чванства, душок горлопанства и хамской спеси… Выходитьначал! Ну, а я, соответственно, подкачиваю Влачкова вонючим страхом и жидкойрастерянностью. Обрисовываю, вроде бы я его доброжелатель, убийственнуюбесполезность переть с саблей на грязные унитазы, гордо рыпаться и вызывать насуд чести доносчиков и мастеров свары.

Окончательно обмяк Влачков, хоть вяжи его под горло,закидывай за спину и волоки в камеру хранения. Напомнил он мне сейчас одногоурну, матерого и знаменитого на весь гулаг, которого надзиратели отбили откодлы, изолировали и предложили: или жизнь, или подставляй жопу. Урка, покличке Стальной, тут же на вахте снял, дорожа жизнью, ватные брюки, и двоенадзирателей, подонками они были и садистами, под безумный хохот остальнойпсарни и ужаснейшее негодование со стороны наблюдавших за экзекуцией блатных,пустили Стального по шоколадному цеху…

Не правда ли, гражданин Гуров, забавное название дляпедерастического акта?.. Его еще называют «печное дело», «пристроить дядю наодин замес», «вонючий шашлык», «кожаный движок» и т, д.

Вам не скучно? Может быть, расскажете, как в блокаду вывыменяли вон тот японский сервизик за полбуханки черняшки?,. Не желаете. Тогдапойдем дальше…

И когда подкачал я как следует Влачкова жидким страхом,когда поверил он в мою поддержку и сочувствие, я ему беру и советую шарахнутьход конем. Советую тиснуть письмо прямо Сталину. Но отправим мы его не простопо почте, а по своим служебным каналам. Это, говорю. верняк, а остальныеспособы защиты – фуфло. Пишите с ходу: время не терпит.

Вмиг вышла из Влачкова пьянь. Бросился за стол. Всю ночьстрочил ксиву дорогому, родному и любимому. А я похлебывал водочку и не пьянел.Увлек меня тогда, признаюсь, гон бешеной зверюги, еще не загнал я его, надобыло ничем себя не выдать, надо было отрабатывать на этом, на первом, совершеннуютехнологию поведения и беспощадной травли своих, захававшихся на партхарчах,губителей. Одиннадцать их было в моем списочке. Одиннадцатый – ваш папенька,гражданин Гуров.

Настрочил ксиву Влачков. Хотите, – спрашивает, –почитать? У самого рыло распухло от слез и каши всяких чувств… Хочу, говорю,почитать, если доверяете. Кому же мне, всхлипнул, еще доверять? Беру письмо. Ивот тут-то чтение это чуть не погубило меня, чуть не погубило, страшновспомнить, ужасные были минуты. Заревел я не в голос, разумеется, взвизгнулосердце, затрясло меня от «скупо описанных фактов, демонстрирующих мою, ИосифВиссарионович, органическую преданность Вам и делу Партии».

Где моя папочка? Вот моя папочка. Письмо я это сохранил.Прочитайте его, гражданин Гуров, прочитайте и давайте, пожалуй, вздремнем. Яустал и пытаюсь понять, получаю я удовольствие от долгожданной встречи с вами,дающей мне наконец возможность полного самовыражения, или на хера все это надои стоило ли огород городить? Помолчите! Я раздражен и опустошен.. Так что лучшепомолчите. Читайте. Спокойной ночи.

Рябов! .. Доброе утро. Хорошо… Спасибо… Быстро выобернулись. Попроси, пожалуйста, заделать Гурову омлет с помидорами, а мнепожарить картошки с салом. И не забудьте накрошить туда лука… Кофе – покрепче.С каждым днем, пардон, ночью дрыхну я все хуже и хуже. Кстати, все найденныеценности подробно опишите. Копайте происхождение крупных камешков. Может быть,удастся узнать что-нибудь о наследниках некоторых вещичек. Церковную всякуюштуковину – в отдельный список. Потом тараньте все сюда. Пусть подышат чудныевещи свежим воздухом. Не гнить же им до конца света в земле, в бетоне и впечных вьюшках. А мы с Гуровым ими полюбуемся. Монет, слитков и прочего рыжегодерьма не приносите. Все.

Ну, как письмецо, гражданин Гуров? Вы обратили внимание нато, что одной из важнейших своих заслуг Влачков считал формирование отрядов«Красных дьяволят»? «Молодежь нового типа, прошедшая через горнило беспощаднойненависти к кулаку – главному врагу рабочего класса и рабоче-крестьянскойинтеллигенции, молодежь, все пять чувств которой я старался всеми своими силамипривлечь на службу классовому чутью – основной эмоции, унаследованной нами отИльича и развитой, Иосиф Виссарионович, лично Вами».

Обратили внимание? Вот он, сидит передо мной, зажравшийся истарый красный дьяволенок! Операции по уничтожению кулака как класса описаныдовольно подробно в этом замечательном документе, который сам Сатана Дья волычЧертилов приобрел бы у меня за пару килограммовых изумрудов. «Хлебными излишками»и Влачков, и вы – дьяволята, считали тогда последний пуд хлеба у нежелающихвступать в колхоз. Ибо вы считали только пролетария человеком труда,крестьянина же – паразитом, грабящим землю, пьющим само собой льющееся изкоровьих титек молоко и жрущим мясо убитой на тучных лугах скотины. Жрущим,жадным, поставившим себе целью уморить город и пролетария голодом.

Вы уходили и остаеляли после себя подыхать голодной смертьюуцелевшие души…

Но ладно уж. Это я сейчас процитировал кусочек гневнойюношеской статейки, сочиненной в уме. В ней же я задавал Западу, благоговейновзираешему, как Сталин и легионы Понятьевых и Влачковых наматывают на руки нашикишки, наивный вопрос: неужели и ты, Запад, допустишь, чтобы твои мужчины, твоибабы, твои дети, нажрамшись ложных идей, ополоумели вдруг, взбесились, ослеплии стали пить кровь своих кормильцев-крестьян?

Наивный, конечно, вопрос, наивный, но восхищает меняхитро-мудрый расчет Дьявола, который не смог в свое время искусить Христахлебом. Не смог, изговнился весь от обиды, начал мутить воду в Европе и,наконец, через 1911 с лишним лет мучительных исканий, небольших побед, частыхнеудач и, казалось, окончательных поражений вдруг, совершенно неожиданно длясебя, с помощью своих бесов – большевиков и безумной интеллигенции, нашелподдавшихся на искушение хлебом российских пролетариев. Потер Асмодей ручки,грабь, говорит, ешь от пуза, товарищ, крестьянина я объебал начисто: землю яему пообещал, но не увидит он ее, товарищ, как своих ушей, он не хозяином землистанет, а рабом ее крепостным и хер ему в горло, а не второго царя-батюшкуОсвободителя. Ешь, товарищ! Будет у тебя хлеба, молока и мяса вдосталь за то,что принял ты мое искушение, спасибо тебе! Ешь! Мужика прикую я к земле, носомон, сукоедина, пахать ее станет, слезой и соплей удобрять, лишнего не получитна трудодень, все ты съешь, товарищ, и твои вожди. Лопай, пока припасы естьроссийские!