старый, как сам Бог. И все-таки стоило девочке увидеть Невский проспект, как ее внимание переместилось на него.

На главной центральной улице дома казались волшебными: столько барельефов и статуй, с трудом держащих колонны, огромные окна и арки, с подвешенными внутри фонарями — все это не умещалось в голове маленькой Тани. Где-то здесь Зимний дворец и Спас на Крови. Где-то здесь знаменитые «атланты» и Заячий остров. На нем 16 мая 1703 года была заложена крепость. Сначала Петр назвал ее по-голландски — Санкт-Питербурх, но позже, после постройки собора Петра и Павла, крепость назвали Петропавловской. Дата, когда заложили крепость, считается днем основания города.

Таня перебирала в голове знания, почерпнутые из книги, а автобус остановился. Вся толпа похватала сумки, кто-то закинул бутерброды с колбасой в карман, предварительно завернув их в обрывки фольги. Остановились, как и планировали, недалеко от «Медного всадника». Но и не близко — парковку днем с огнем не сыщешь. Пошли по узкой улочке, держась косяком: бабы вели детей, а иногда и мужей за руку, проклиная неудобные туфли и городскую духоту. Дошли до памятника, а там… народу видимо-невидимо! И куча таких же автобусов стоит. Уедет один — тут же на его месте появляется другой, и так без конца! Но наши были не из робких! Пошли сквозь толпу на железного коня смотреть. Таню душной, потной волной оторвало от стаи — разноголосый кутеж и борьба локтями как-то не вязались со святыней.

Не зная, что именно нужно делать, девочка просто встала. Она смотрела на зеленое поле, разделившее Петра и Исаакиевский собор, под круглым куполом которого прогуливались люди. Смотрела на толпу китайцев и сторонящихся их горожан, осмелившихся выйти погулять с собачкой в самый разгар туристической вакханалии. Смотрела на скрюченных в вопросительный знак людей в разных панамах. Они держали в руках кисти и бросали взгляд то на свои живописные полотна, усаженные на художественные треноги, то на открывавшийся пейзаж. Таня любила художников. Но эта картина достаточно быстро утомила девочку, и она развернулась к Неве.

Та, в свою очередь, гордо текла, окруженная каменистыми стенами. Таня смотрела на воду, и ей стало спокойнее. Она подумала о том, куда хотела попасть в Петербурге больше всего. Девочка никому не рассказала об этом, кроме Жоры.

В тот день, когда он объявил о поездке, зарезали порося и ели праздничные шашлыки. Паренек, зная Танину привычку произносить просьбы только шепотом и наедине, подставил ухо, когда они остались одни. Выслушав девочку — Таня говорила коротко, редко вдаваясь в подробности — и прожевав кусок сочного мяса с маринованным луком, Жора предложил отвести ее в «то место» в конце экскурсии.

— Все уже устанут и спать будут, а ты сходишь, куда хотела, и я с удовольствием составлю тебе компанию.

На том и порешили, сойдясь на мысли, что «то место», кроме Тани, никому толком не интересно. Но вслух произносить этого не стали.

Таня искала в Жоре черты персонажей книги «Анна Каренина», но не было в нем ничего ни от статного Вронского, ни от постоянно смущенного Левина, ни от изменявшего жене Облонского. Не то чтобы кто-то из них нравился юной читательнице, но где-то в глубине души она отчаянно желала найти подтверждения словам, написанным, казалось бы, не так уж и давно. Она мечтала отыскать сокровище, сокрытое от всех, и сильные мужские качества, свойственные тем героям, нужны были ей для утешения или подтверждения, что за современностью скрывается что-то еще. Стоит только зайти в «ту дверь», и там все еще продолжаются балы, шуршат красивые платья, прикрывая лодыжки. Горят свечи, а девушки томно ждут писем от поклонников. Эпистолярный жанр, муфты, мир, полный чувства.

Многое, написанное гением русской литературы, Таня в силу возраста не могла понять, но у нее был собственный словарик, в который она записывала непонятные слова и тут же искала их значение в интернете. Словарик пополнялся ежедневно и скрупулезно, иногда важных и интересных слов было так много, что от них кружилась голова!

Но, увы, мир дышал современными реалиями и Жора был обычным. Рубаха-парень, любил жевать свинину, плеваться и спать на печи. А в интернете можно было найти видео, в котором молодой человек ночью мочился на тот самый памятник. Аh мadame, c'est si tragique1.

Но вернемся к нашей компании. Пропажу Татьяны приметил батька, он — худой и разящий перегаром — незаметно протиснулся сквозь толпу зевак, предварительно вверив жену соседке-балаболке, с которой они дружили с младых ногтей. Таню он нашел быстро, девочка все на Неву смотрела. Подошел тихонько, взял за руку, и пошли они, ни слова не сказав, обратно в толпу. Насмотрелись на памятник, по полю прогулялись, сделали миллион фотографий на память. До Зимнего дворца пешком дошли, Таня «атлантов» посмотрела, большой палец им потерла, по Дворцовой площади походила, увидела людей, наряженных в костюм Петра Великого. Народу было много. Солнце в Петербурге то выплывало из серого океана, то заныривало обратно. Когда все умаялись — пошли в автобус.

Витя никогда не повышал голос на дочку, звал по полному имени, иногда Танюхой, если, например, приносил домой хороший улов грибов или самогонка была очень вкусной.

— Эй, Танюха, иди-ка сюда! Смотри, сколько батька грибов на засолку притащил! А? То-то!

Несмотря на жизненные перипетии, Витя нос не вешал, даже после смерти первого сына в младенчестве. Плохо им в этот момент было: Лида тогда до костей похудела, глаза как черные ямы стали. Витя нюни распускать не смел, тем более при жене, но один раз после попойки выплакался — так волком выл, что в самой Москве Красная площадь тряслась. Даже топиться пытался, но дед один удержал.

У мужиков была традиция: если все хорошо, они на увеселения сходят да домой вернутся — к женам в кровать или на печку бока кладут. А если дело было худо, то мужики собирались и уходили в лес с самогоном. Костер там жгли хоть зимой, хоть летом, садились в круг и пили до тех пор, пока того, у кого горе, не прорвет. Бабы тот обряд знали, спокойно отпускали мужей и узелочки на ночь с закуской давали — спички и стопку с солью обязательно. Целовали в дорогу, крестили и за дела брались: кто вязать садился, кто башкой в красный уголок тыкался. Всю ночь тоже не спали, и никто в такой день, а тем более ночью, щи не варил.

Витька в ту ночь долго молчал, до утра почти, только в огонь глядел. Мужики уже