Мое воображение зацикливалось на обжигающем ветре, огромной высоте, обволакивающей тьме, чудовищном расстоянии и вероятности того, что у веревки обнаружится слабое место, которое вдруг начнет сдавать нитка за ниткой, пока наконец не лопнет с треском, достойным кораблекрушения, и мы все, как матросы с тонущего корабля, разобьемся о скалы внизу… Такие катастрофы рисовала мне моя фантазия.

Наверное, лучше было бы представить Татьяну и ее подручного Медведя в нескольких метрах от нас на стене замка: будто бы они ползут за нами наподобие ядовитых пауков. Но такая картина заставит меня спешить, и тогда хватка ослабнет, ноги соскользнут, и я покачусь вниз, ударяясь о камни, как булыжник, сорвавшийся в пропасть с альпийской вершины и разлетающийся на осколки по мере падения, чтобы окончательно превратиться в пыль у подножия горы…

Пожалуй, имеет смысл попробовать отключить воображение.

– Мы вместе обвяжемся веревкой, – предложил Годфри, который обдумывал практическую сторону нашей попытки к бегству, пока я предавалась пораженческим настроениям. – Между нами будет достаточное расстояние, чтобы мы не мешали движениям друг друга.

– А если кто-то оступится? – робко спросила я. – Например, я.

– Не волнуйтесь, – быстро ответил Брэм. – Вы такая легонькая, что мы и не почувствуем разницы, и тут же втянем вас обратно.

– А если поскользнетесь вы?

Ирландец помолчал пару секунд и наконец сказал, вынимая складной нож:

– Я перережу веревку.

– У меня нет ножа, – пожаловался Годфри.

Только мужчины способны соревноваться в вопросах самоуничтожения.

– Кроме того, – добавил адвокат, – ваша жертва спасет нас, только если вы окажетесь впереди. Но я уже спускался здесь, поэтому полезу первым.

– Есть лишь одна разумная последовательность, – заявил Брэм. – Мисс Хаксли пойдет последней, тогда она останется невредимой, даже если мы оба упадем и обрежем свой конец каната. Вы, Годфри, должны идти вторым, потому что, если вы оступитесь, у меня хватит сил поднять вас. Я буду первым, потому что мой вес делает меня опасным для вас обоих, и в случае чего я смогу отсоединиться. Но крайние меры не понадобятся, друзья мои! Вы будете рядом и сможете помочь мне советом в трудный момент. Что может быть проще?

– Сломать двери и найти лестницу вниз, – вставила я.

– Ты заметила, какие здесь толстые двери? – возразил Годфри.

Да, я заметила. Спуск по веревке представлялся самым тихим вариантом… если, конечно, мы все не сорвемся, и тогда наши крики смешаются с воем волков, визгом летучих мышей и стонами цыганских скрипок…

Мы выстроились у окна в установленном порядке и опоясались веревкой, затем Годфри привязал конец к каменной стойке окна, как и в прошлый раз. Выдержит ли она троих с той же легкостью, как его одного? Посмотрим.

Брэм торжественно пожал нам руки и забрался на подоконник. У меня возникло странное чувство, что пол и возраст более не имеют значения для нас. Мы ввязались в общую схватку со смертью и должны верить в способности друг друга. Я, словно скрытная и старательная паучиха, сплела тонкую, но прочную нить, на которой мы должны будем повиснуть. Брэм, опытный скалолаз, поведет нас – или, если судьба окажется к нему немилостива, пожертвует собой. Годфри, отчаянный смельчак, в одиночку нашел путь к свободе и теперь укажет его остальным.

Веревка натянулась, едва Стокер перебрался через подоконник и начал карабкаться по стене к первому карнизу, упомянутому Годфри. Я почувствовала, будто меня безжалостно дергают за струны души. Адвокат был уже на подоконнике и увлекал меня за собой.

– За Францию и Сен-Дени[77]! – воскликнул он с мушкетерской усмешкой.

– За Англию и Святого Георга[78]! – парировала я, рассердившись настолько, что не успела даже ахнуть, когда мой товарищ исчез из виду за окном. За Францию, подумать только! Я поглубже натянула кожаные перчатки Годфри и развернулась, чтобы спуститься с подоконника на стену.

Примерно шестью метрами ниже ноги коснулись нужного карниза. Он оказался достаточно широким, чтобы можно было стоять. Я начала осторожно продвигаться по нему, стараясь не терять из виду Годфри, чья темная фигура маячила впереди. Еще дальше во мраке едва виднелся массивный силуэт Брэма.

«Ну точно, три слепых мышонка», – подумала я.

Ветер был не сильным, но порывистым, и скоро глаза у меня начали слезиться.

К счастью, Годфри впереди меня комментировал вслух, на что следует обратить внимание: выступающий декоративный камень, разрыв перед началом следующего карниза… Мы ползли, как крабы, по древним камням, и наше медленное поступательное движение напоминало лаву, стекающую по склону вулкана. Я выполняла все инструкции Годфри и слышала, как одновременно он направляет и Брэма.

Слезы струились у меня по лицу, но все равно осязание сейчас было для меня важнее зрения. Руки и ноги двигались по камням точно на липучках.

И вдруг, когда я уверовала, что нашла устойчивый ритм движения, веревка неожиданно дернула меня за талию и оторвала от стены. Я закачалась в пустоте, будто вырванная из реальности невидимым демоном. Затем меня подхватили сильные руки и подняли вверх. Теперь я сидела на подоконнике открытого окна, и неподвижный камень подо мной казался зыбучими песками, а голова кружилась так, что мне пришлось вцепиться в Годфри, пока он втягивал меня в окно.

Внутри я прислонилась к каменной стене, точно такой же, как та, вдоль которой мы только что ползли, и попыталась унять дрожь в руках и слабость в коленях. Адвокат деликатно освободил меня от каната, как нянечка распеленывает ребенка.

Затем они с Брэмом принялись возиться у окна с канатом и, когда я наконец собралась с силами, объяснили мне, что отпустили веревку, чтобы та свисала из окна нашей комнаты.

– Если наше отсутствие обнаружится, – произнес Годфри, – они подумают, что мы слезли прямо вниз, чтобы убежать из замка.

– А можно было так сделать?

Брэм покачал головой:

– Веревка слишком короткая. Если бы мы спрыгнули, наверняка разбились бы. Пусть они думают, что наши тела лежат внизу на скалах, – добавил он с энтузиазмом сочинителя мрачных историй. – Это даст нам выигрыш во времени, чтобы исследовать нижние уровни, которые, как полагает Годфри, могут привести к выходу.

Я не стала говорить им, что мне хватило нижних уровней в катакомбах Парижа.

В рукавах у меня были спрятаны свечи от брошенного Медведем канделябра, и я кое-как выудила три штуки из своего запаса через тугие манжеты.

Годфри зажег свечи серными спичками, и мы пустились в путь через просторный неосвещенный зал, ведомые их маленькими светлячками. Каждый шаг по каменному полу, не застеленному коврами, как бы тихо мы ни ступали, отзывался легким эхом, со стороны напоминающим шуршание гигантской змеи.