Прежде чем она успела ответить, он выставил перед собой ладонь.

– Стой! – крикнул он рикше. – Поверни тут направо. А вы больше не говорите, – велел он ей. – Я должен сосредоточиться. – На его лице выступил пот.

– Я хотела сказать, что очень жалко, – сказала она через некоторое время. – У вас в Индии есть чудесные поэты.

Он громко фыркнул, приказывая ей замолчать, и заорал на рикшу, застрявшего в небольшой пробке, образовавшейся перед буйволом с телегой и праздничной толпой.

– Где он? – внезапно спросил у нее Азим.

– Я пока не знаю, – ответила она. – Вы можете сказать мне, где мы сейчас находимся?

– Вон там фруктовый базар. – Он махнул рукой на огромное приземистое здание, почти неузнаваемое в этот вечер в наряде из огней и блестящих украшений. Толпа густела, и теперь она слышала приближавшиеся крики и смех веселой компании, звуки труб. Рядом с ними бежал костлявый уличный мальчишка, пытаясь продать засиженные мухами сладости. Азим рявкнул на него, и мальчишка исчез.

Теперь они с трудом двигались по улице Мейн. Торговцы зажигали лампы на своих лотках. Небо озарилось тысячами и тысячами свечей. Азим злился – их задерживала толпа, несшая на помосте зловещего вида богиню из папье-маше.

– Поймите это, мадам. – Он возвысил голос, перекрикивая уличный шум. – Я знаю, вы все думаете, что мы все занимаемся таким идолопоклонничеством, но это не так. Я не занимаюсь. На мой взгляд, все это убивает нашу страну. По-моему, пора нанести ответный удар.

Его пальцы сжали рукоятку пистолета.

– Ганди тоже нас убивает, – заявил он. – Своей добротой. Мы слишком долго были слишком вежливыми. – Он повернулся к ней. Ненависть сочилась из него, словно туман.

– Случившееся с вашим братом стало, должно быть, последней каплей, – сказала она как можно спокойнее, потому что знала абсолютно точно, что он застрелит ее, не дрогнув.

– Сегодня я должен найти Гловера, – сказал он. – Мне сообщили, что завтра он может покинуть Индию на другом пароходе. – Он промокнул лоб платком. У него задрожали руки.

– Насколько я помню, это тут, – сказала она. – Два раза я ходила к нему, пересекала базар и потом… ой, извините. – Она покачала головой. – Я должна посмотреть не из рикши, а так. – Когда он повернул к ней лицо, она была уверена, что он видит ее ложь насквозь. Он на миг застыл в раздумьях, потом блеснул глазами.

– Я пойду прямо позади вас, – предупредил он. – Если вы попытаетесь убежать, я застрелю вас, но не сейчас, а потом, и никто не узнает, что с вами произошло. Понятно?

– Да, я поняла.

Он рявкнул рикше приказ. Тот остановился.

– Вылезайте, – велел Азим.

Когда она соскочила на мостовую, в десяти футах от нее начался фейерверк. Азим подтолкнул ее в спину, и они вошли в здание базара, где ее сразу оглушило блеяние овец и коз и крики птиц в клетках.

В ней назревала паника. Вкус металла во рту был вкусом страха. Звуки внутри здания нарастали до невыносимого грохота. Виве казалось, что она движется к непроницаемой стене из шума и человеческих лиц и что ее там ждет – неизвестно. Но она знала твердо, что от Азима надо бежать.

Впереди очень медленно шли две молодые девушки, увешанные украшениями с ног до головы, в новых сари; они весело щебетали. Когда они блокировали ей дорогу, Виве захотелось их придушить. Азим их не видел и торопил ее, толкая в спину дулом пистолета. «Джалди, джалди!» – повторял он.

– Я не могу идти быстрее, – ответила она.

Теперь ей стала видна широко распахнутая дверь в конце рынка; над ней на стропилах сидели голуби. Рядом с дверью сидели в клетках птицы; каждая клетка была освещена огнями Дивали.

За дверью она увидела другую толпу, которая стремительно текла к еще одному шаткому пандалу, окруженному музыкантами. В толчее базара она ощущала одновременно мощное течение толпы, сопоставимое с морским отливом, и жесткое, безжалостное дуло пистолета под своей лопаткой. Но теперь у нее не было выбора. Рядом раздался смех, потом радостный возглас. В воздухе запахло дымом, кто-то неподалеку закричал «Джалди!», и тут она упала. Чья-то нога ударила ей в зубы, и она услышала резкий треск; острая боль обожгла голову, тысячи и тысячи ног прогрохотали по ее мозгам, и все померкло.

Она очнулась от боли. Ей казалось, что у нее не осталось зубов; она чувствовала только свои распухшие губы да привкус гнилых фруктов во рту. Она лежала под столом, ее левый локоть упирался в ящик для перевозки кур, к которому прилипли несколько грязных перьев. Миллион ног неслись мимо в считаных дюймах от ее головы – ноги босые, в сандалиях, с затейливыми узорами, нанесенными хной, большие черные ботинки, многие без шнурков. При виде них у нее закружилась голова, и Вива снова уронила ее на грязный пол и попыталась загородиться от всех старой мешковиной.

Это простое движение вызвало у нее острую боль. Вива потрогала голову и посмотрела на кровь на своих пальцах, словно она была чужая.

А ноги все неслись мимо нее, вонзались в ее мозг, вызывали тошноту во рту.

Она велела себе ждать, сначала пять минут, потом десять. Судя по шуму на базаре, толпа, унесшая ее от Азима, была все еще густой, но Вива не могла рисковать. Вдруг он вернется? Жди, жди, жди, устало твердила она, да и сама то приходила в себя, то улетала в забытье.

Когда она снова очнулась, было темно. Она находилась где-то еще и лежала на бугристом матрасе. Ее голова была забинтована, а десны болели так невыносимо, словно зубы только что выдернули. Она открыла глаза, но свет оказался болезненно ярким. Молодая индианка со спокойным, ласковым лицом протирала ей лоб влажной тканью.

– Ми кутхе ахе?[80] – спросила Вива. Открыв глаза в другой раз, она увидела дощатую крышу, грязное окно. Она попала в чол (трущобы).

– Каи зала?[81] – спросила она.

– Вас сбили с ног и затоптали, – ответила женщина. – Не беспокойтесь, – добавила она на маратхи, – теперь все в порядке. Скоро вас проводят домой.

«Скоро проводят домой. – При этих словах она немного успокоилась. – Скоро она будет дома. Дома. Дейзи придет за ней».

Снова открыв глаза, она увидела над собой уже другой потолок: липкий и желтый. Над ней были голая электрическая лампочка, засиженная мухами; и голая балка, покрытая паутиной. Потрогав перевязку, она почувствовала пальцами липкую кровь, просочившуюся сквозь повязку. Боль в корнях зубов была все еще оглушительная, но когда она осторожно дотронулась до них кончиком языка, зубы оказались на месте.

Открылась дверь, послышались голоса и скрип деревянных полов.

– Дейзи? – окликнула она.