На следующий день мы с лейтенантом Кюфнером отправились в сторону Мюнхена и далее в городок Зауэрлах. У него оказалась ценная вещь – велосипед, на котором мы поехали вдвоем. Через два дня в Зауэрлах (немного южнее Мюнхена) явились мои два спутника, неудачно «нажравшиеся» дармового шнапса. Мы получили современные штурмовые винтовки[157]. Затем судьба забросила нас дальше, в Энс, расположенный в австрийской провинции Штирии.

6 мая 1945 года, через месяц после того, как мы оставили свой 35-й полк в Данциге, три танкиста вместе с лейтенантом Кюфнером сложили оружие и отправились в плен к американцам.

Ганс Шойфлер

22 июня 1941 года, когда мы пересекли Буг у Бреста и оказались на территории России, нам вручили маленькие книжечки-разговорники с несколькими русскими фразами. Среди прочих там были такие: «Sdrasdwidje! – Здравствуйте!», «Rucki werch! – Руки вверх!»

Я чуть язык себе не сломал, пытаясь повторить эти непривычные слова. Чтобы быть полностью честным, скажу, что особенно не пытался в следующие недели научиться этому трудному языку.

10 июля 1941 года. Я получил приказ сопровождать большой боевой дозор силами моего взвода телефонистов. В те дни я был его командиром. Мы переправились на плотах через Днепр. Нам предстояло разведать местоположение полевых укрепленных позиций врага. Мы смогли пройти по заболоченной местности, не встретив серьезного сопротивления, и вошли в лес. Однако вслед за этим разразился настоящий ад. Русские подпустили нас ближе, после чего взяли в клещи.

Они атаковали нас со всех сторон. В свете дня нам еще как-то удавалось спасать себя, хотя и с большим трудом, даже несмотря на то, что все пути к отступлению были отрезаны. Однако приближение ночи вызывало у нас нешуточную тревогу, потому что противник не только превосходил нас в численном отношении, но и намного лучше нас знал особенности рельефа местности. Более того, они были более привычны к боям такого типа и местному климату. Однако командир нашей бригады, полковник фон Заукен, был старым «стреляным волком». Каждый раз, когда враг развертывал против нас решительную атаку, мы ныряли в очередное темное место, и русским приходилось снова нас искать и снова затевать бой.

Наконец настало утро, утро, которого мы так ждали. Мы начали перегораживать лесные тропы, устраивая на них завалы. Русские перегруппировались для очередной атаки, а мы ожидали огневой поддержки. Вместе с товарищем я стоял за толстым дубом. Оттуда мы увидели трех приближавшихся к нам русских солдат. Они принялись устанавливать противотанковое орудие, перекатывая его на подходящую позицию. С каждым мгновением они все ближе и ближе подходили к нам: 100 метров… 50 метров… 20 метров… Оставаясь в укрытии, я прицелился в переднего из автомата. От меня не ускользало ни одно его движение, ни одна его гримаса.

Я никогда раньше не целился в человека из оружия и за считаные мгновения ощутил всю абсурдность войны. Я оказался не способен лишить жизни солдата с такими умными глазами и широким добродушным лицом только потому, что он русский, а я немец.

В конце концов, он ничего плохого мне не сделал. Но если я не убью его, то на спусковой крючок нажмет он. Однако мы не могли ждать, когда все трое сложат оружие. Выбор был только один. Нужно попытаться взять их в плен.

Но, черт побери, как сказать по-русски «руки вверх»? «Sdrasdwidje»? Или «Rucki werch»? Как будет правильно? Я пытался вспомнить, но мне это никак не удавалось. Я выбрал первый вариант. Когда трое русских солдат подняли автоматы, двое из них резко отскочили в стороны. В следующую секунду я гаркнул во все горло: «Sdrasdwidje!»

Три вражеских солдата тут же застыли на месте, как будто громом сраженные. Секунды казались мне вечностью. Слава богу, они ничего не сделали. Мне хотелось снова крикнуть «Sdrasdwidje», но от волнения с моих губ почему-то сорвалось лишь какое-то жалкое шипение.

Неожиданно лицо стоявшего передо мной русского, в глаза которого я напряженно вглядывался, расплылось в широкой улыбке. Он сорвал с головы каску и изящным движением, как средневековый кавалер, поклонился. Он тоже не сводил с меня глаз.

«Sdrasd Pan!» («Здравствуй, пан!») – ответил русский. И только тут до меня дошло, что вместо того, чтобы потребовать от него поднять руки вверх, я поприветствовал его.

Там мы познакомились, я и Василь. Прошло совсем немного времени, и вот мы с ним уже курим одну на двоих сигарету. Каждый из трех пленных мог самую малость говорить по-немецки, и вскоре они поведали нам истории своей жизни. Василь вырос в лесах Русского Севера, далеко на востоке. Там он стал «специалистом», как он с гордостью назвал себя, на заводе, выпускавшем тракторы, в городе по ту сторону Уральских гор[158]. Даже сегодня я не хочу называть его точный адрес или фамилию. Вы сами догадаетесь почему.

Лишь на третий день нашим машинам удалось переправиться на тот берег Днепра. Русские взорвали все мосты, и нашим саперам пришлось возводить мосты временные, причем в весьма скверных условиях, часто под артиллерийским огнем противника. Тем временем мы были предоставлены сами себе. К счастью, мы смогли выбраться из леса и пришли в небольшую деревеньку с немногочисленными крестьянскими избами.

Сначала мы не получали никаких пайков. Питаться приходилось подножным кормом. Василь оказался великим специалистом по поиску съестного. Он обеспечивал нас картофелем, морковью и всем прочим съестным, что только попадало ему под руку. Он стал готовить еду для всех нас. Он не обращал внимания на войну и всяческие смертоносные «фейерверки».

За то короткое время, что мы были вместе, я научился уважать и полюбил этого скромного человека, глаза которого лучились радостью, когда я возвращался с боевых операций. Через три дня наконец прибыли наши долгожданные танки. Пленных нужно было отправить на сборный пункт, включая и Василя, с которым я очень не хотел расставаться. Но что он будет делать вместе с нами на передовой?

Перед тем как отправиться дальше, я зашел в бедную крестьянскую избу, в которой Василь обычно готовил еду. Я действительно не знаю, почему решил заглянуть туда. Сначала мне показалось, будто я увидел призрак. Мой военнопленный, который, как я думал, находится в глубоком тылу, примерно в 50 километрах отсюда, шагнул из темного угла и сказал: «Я остаюсь с тобой, начальник… я тебе нужен».

Василь умоляюще смотрел на меня. Сначала я подумал, что он лишился рассудка, и лишь потом понял, что он говорит абсолютно серьезно. Командир моей роты разрешил Василю поехать с нами, оставив его в качестве обслуги полевой кухни, после того как я аттестовал его самым благоприятным образом.

Мы двигались все дальше и дальше на восток, в глубь России. Василь оказался удивительно полезным. Он ремонтировал и обслуживал машины нашей полевой кухни. Позднее он сел за руль грузовика, в котором развозилась еда. Василь был мастером на все руки и не раз помогал хоронить наших погибших боевых товарищей. Вскоре он стал неотъемлемой частью нашей роты. Я никогда не видел, чтобы он был чем-то недоволен. Он приберегал для меня сигареты, я в ответ выдавал ему мою порцию шнапса, которую он всегда принимал с видимым удовольствием.