Я разглядел огни бакенов, увидел множество барахтавшихся в воде людей. Я судорожно хватался за плававшие на поверхности чемоданы и сундуки. Вскоре я добрался до спасательного плота и даже сумел взобраться на него – мне помогли сидевшие на нем моряк и женщина.

Так мы проболтались на воде часа два. И вдруг до моего слуха донеслась команда: «Всем, кто из 35-го танкового полка, двигаться сюда!» Но того, кто скомандовал, я не видел. Мимо скользнула огромная тень. Оказывается, это всплыла на поверхность подводная лодка. Но, к счастью, нас враг не заметил. Страшнее этих нескольких часов мне в жизни переживать не доводилось.

Потом мы увидели еще один силуэт корабля, надвигавшийся прямо на нас, – это оказался немецкий эсминец. Мы старались привлечь к себе внимание – кричали, размахивали руками. С борта нам бросили канат и по очереди подняли на борт. Но эсминец больше полусотни человек взять на борт не мог. Военный корабль поспешил уйти, поскольку поступило сообщение о советских подводных лодках поблизости.

На следующее утро в район, где ушел на дно «Гойя», были направлены немецкие катера. Вряд ли им удалось отыскать выживших – кто выдержит в ледяной воде несколько часов? «Гойя» затонул в 50 морских милях от Хеля, естественно, даже рекордсмен мира по плаванию ни за что бы не достиг берега.

Из 6 тысяч человек, находившихся на борту судна, удалось спасти лишь 250. Когда меня доставили в Копенгаген, я видел их всех собственными глазами. Из датской столицы мы попытались выйти на связь с полком и доложить о случившемся.

Но, судя по всему, наше сообщение так и не дошло до адресата.

Кроме меня, из полка спаслись фельдфебель Ханнеман, унтер-офицер Венер, унтер-офицер Грос, ефрейтор Юнг, обер-ефрейтор Файт и ефрейтор Буркхардт.

Йохен Ханнеман, фельдфебель

16 апреля 1945 – как раз в 20:00 – транспорт «Гойя» вышел из порта Хель, имея на борту 6488 солдат, раненых и беженцев. Транспорт следовал в сопровождении двух минных тральщиков.

Мы расположились в центральной части судна на нижней палубе. Солдаты, женщины и дети сидели, стояли, лежали; людьми были заняты все проходы, каюты и грузовые отсеки. Все было забито людьми так, что и не пошевельнешься. Было страшно душно, воздуха не хватало. Я то и дело поднимался на верхнюю палубу вдохнуть хотя бы чуточку свежего воздуха. Вероятно, это и спасло мне жизнь.

Ночью выдалась ясная погода, небо усыпали крупные звезды. Но было жутко холодно. Незадолго до полуночи – я только что снова вернулся на верхнюю палубу – прозвучало подряд два глухих взрыва. Корабль здорово качнуло; к черному небу взметнулись два огромных фонтана воды, ими обдало и палубу. Тут же погас свет в каютах и на палубе. На судне началась страшная паника. Все, кто находился внутри, инстинктивно пытались выскочить наружу, в проходах образовалась давка. На трапах, ведущих на верхнюю палубу, разыгрывались трагические сцены. Шла борьба за выживание. Никто толком не понимал, что творилось там внизу. Одним словом, ужас, да и только. В огромные пробоины от торпед хлынула вода. Корабль по центру разломился надвое и быстро ушел под воду. Вода грохотала так, что оглохнуть было можно.

Сообразив, что на судне уже не удержаться, я перескочил через перила и бросился прямо в ледяную воду Балтийского моря. Меня подхватила огромная волна. Неожиданно я прямо перед собой увидел спасательную шлюпку, видимо оторвавшуюся от борта тонущего «Гойи», и сумел ухватиться за борт. В шлюпке со мной оказалось еще несколько человек. Целых два часа мы отчаянно пытались удержаться на волнах и к тому времени, когда подошел какой-то корабль и взял нас на борт, были на исходе сил.

По моим подсчетам, спаслись всего 172 человека. Свыше 6 тысяч пошли на дно вместе с «Гойей», на котором они надеялись добраться до безопасного места.

На следующий день всех выживших после этой страшной торпедной атаки и спасшихся на военных кораблях посадили на «Кронфельс», транспортное судно, доставившее нас в Копенгаген. Из 200 человек «группы Кюсперта» уцелело лишь 7.

Ганс Шойфлер

«Я написал тебе с тысячу писем со всех концов света…

И откуда только они ни приходили – из танков, ям в земле, палаток…»

Иногда это были и не письма даже, а пара слов, кое-как нацарапанных на открытках, а то и просто первых попавшихся бумажках.

Когда вокруг все спали, я вовсю строчил письма домой.

Я готов был воспользоваться каждой спокойной минутой, чтобы черкнуть пару строк.

В которых благодарил Вас всех за то, что не забываете меня.

А вы, их прочтя, предайте огню и забудьте о моей писанине».

Написано в домике лесника у Вислинской косы 25 апреля 1945 года.

Ульрих Заксе, старший лейтенант 4-го танкового разведывательного батальона

В конце апреля (25 апреля. – Ред.) 1945 года Пиллау оказался в руках у русских. Для проведения операций на Вислинскую косу (коса Межея-Висляна) через Штуттгоф (ныне Штутово) были переброшены разведывательный батальон и 1-й батальон 35-го танкового полка. Противник высадился в Нойтифе на косе. Во главе нашей колонны следовал бронетранспортер. Наши боевые машины быстро неслись на восток мимо людей, выживших после разгрома наших войск в Восточной Пруссии. Нам грозили кулаками – мы были потрясены этим. И кричали вслед: «Вы только войну затягиваете!» Конечно, мы понимали, что выпало пережить этим людям. И даже стали подумывать о том, что они ведь на самом деле говорят правду, разве не так? Но мы несли ответственность за то, чтобы эти толпы деморализованных людей, сотни, тысячи, погрузили на транспортные суда. Причем этот приказ нужно было выполнить любыми средствами. Пунктом погрузки был определен Никельсвальде, оттуда каждую ночь в тыл отправляли по 30 тысяч человек.

Подразделения бронетранспортеров прибыли вовремя и сумели предотвратить десантную операцию противника, пытавшегося высадиться на побережье, мощным огнем автоматических пушек и пулеметов.

На отмели, всего в нескольких сотнях метров от нас, разгорелись ожесточенные бои. Мы оборонялись, мы вынуждены были отходить, потом снова занимали оборону. С фронта нас атаковали вражеские танки, с моря – катера. Взрывы, пули, осколки… Нам все же удалось пробиться по 40-километровому узенькому коридору под этим жутким свинцовым дождем. И мы перевели дух лишь в нескольких километрах от Кальберга (ныне Крыница-Морска на косе Межея-Висляна) – русские внезапно прекратили атаковать нас[163].

Георг Хаймер, унтер-офицер 3-й роты 35-го танкового полка