3 мая 1945 года – еще с 20 марта мы вместе с 14 товарищами из 35-го танкового были направлены в пехотные подразделения. То, что выпало на нашу долю, иначе как одиссеей не назовешь. То, что нас вырвали из наших частей, из привычного окружения, мы расценивали как трагедию. Теперь мы входили в состав 2-го батальона 12-го моторизованного (мотопехотного) полка.

Нам была поставлена задача оборонять позицию 7а. Из траншей было видно не только Балтийское море, но и залив Фришес-Хафф – в этом месте песчаная коса была узка, а наши траншеи находились на возвышении. Куда ни глянь – сплошные хвойные леса, кряжистые деревья. Остальные роты 12-го моторизованного полка находились, по-видимому, по обоим флангам от нас – во всяком случае, так нам сообщили.

Ночь на 4 мая 1945 года прошла относительно спокойно. В то утро саперы вернулись с позиций, расположенных прямо перед нами. Эти позиции нашим пришлось оставить. Вначале они побыли с нами немного, чтобы хоть как-то нас поднатаскать. Саперы успели приобрести немалый опыт пребывания в окопах и позиционных боев и располагали всем необходимым для этого. Мы же имели одни только старые винтовки, выданные нам со складов в Эльбинге; и патроны к этим винтовкам были сделаны из стали с покрытием из меди[164]. Древние (так у автора. – Ред.) пулеметы использовали такие же типы боеприпасов. В дополнение к этому выдали каждому несколько ручных гранат и «панцерфауст» (фаустпатрон). И если сравнить нас с саперами, мы были просто детьми и по вооружению, и по части соответствующего боевого опыта тоже. Что мы могли знать о боевых действиях пехотинцев?

К полудню саперам было приказано выдвинуться к устью рукава Вислы и оттуда отправиться на судах. У нас на этот счет возникли смешанные чувства. Вскоре один из моих товарищей погиб от осколка минометной мины.

Так как мы ровным счетом ничего не знали о тех, кто сражается по обе стороны от нас, я все-таки решил послать двоих бойцов разузнать что и как и наладить с ними контакт. То, что удалось выяснить, особого оптимизма не внушало. На рассвете ожидалась атака русских. Такая уж сложилась у них традиция нападать чуть свет. Мои худшие опасения подтвердились. Территория по направлению к берегу Балтийского моря и к берегу не были заняты. Я без промедления послал вестового в штаб роты, хотя это уже ничего не меняло. Короче говоря, мы были предоставлены сами себе. Ночью было холодно, а потом вдобавок зарядил дождь. В общем, ничего хорошего грядущий день не предвещал.

5 мая 1945 года. Рассветало. Оживленный минометный огонь и возрастающая интенсивность огня артиллерии на тыловых позициях возвестили об атаке русских. И вскоре русские перешли в наступление из близлежащего лесного массива.

Наш пулеметчик сразу же открыл огонь с позиции чуть спереди траншей. Послышался треск винтовочных выстрелов. Видимость по-прежнему была плохая. Мы все так же ничего не знали о том, что происходит справа и слева от нас, потому что у нас не было времени осмотреться по сторонам. Русские были прямо перед нашими позициями. Скверные боеприпасы были нашей головной болью. Сначала из строя вышел пулемет и его нельзя было заставить стрелять снова; затем одна за другой осечки стали давать винтовки. Да и песок с дождем были не на нашей стороне. Вскоре стреляла только треть оружия. В конце концов у нас не осталось ни одной боеспособной винтовки. Несмотря на все наши усилия, нам пришлось откатиться к ближайшей отсечной позиции, тем более что русские подходили с флангов и мы не могли больше обороняться. Воцарилась полная неразбериха. Я приказал своим людям пробиваться назад поодиночке и сосредоточиться за возвышением. Мы забросали ручными гранатами огневую точку перед нами, которую уже заняли русские, а напоследок выстрелили из «панцерфауста». Под прикрытием разрывов скатились вниз по крутому склону. Остальные наши товарищи уже поджидали нас внизу. Мы быстро растворились в густом подлеске. Но там тоже были русские, и им пришлось нас обходить. В какой-то момент они нас не опознали. Мы продирались по самой чаще. Русские быстро поняли, что мы уже оставили исходные позиции, и открыли по нас огонь из всех видов оружия. Но для нас все складывалось не так уж и плохо. Только двое получили легкие ранения, но могли идти сами.

Командир мотопехотной роты приказал нам сосредоточиться в тылу у обозов. Повсюду на земле валялось оружие. Мы могли поменять наши старые винтовки на новые штурмовые винтовки, но к ним не было патронов, а потому мы остались со своим историческим огнестрельным оружием.

Пройдя несколько километров, мы наткнулись на батарею реактивных минометов Nebelwerfer, которая только что произвела залп. Минометчики тотчас попрятались в свои блиндажи и окопы. Мы, слабо представляя, что будет, тоже не замедлили последовать их примеру. И сделали это не зря. Через несколько минут с материка на нас, накрывая позиции реактивных минометов, начал обрушиваться один залп за другим. Тут один из наших товарищей вскрикнул и упал на песок. Но осколок приняла на себя его фляжка. За исключением того, что на мягком месте образовался синяк, у него ничего болело. Но нам следовало убираться из этого злосчастного места, и поскорее! Следующий залп лег далеко за нашей спиной.

Герман Бикс, обер-фельдфебель 3-го батальона 35-го танкового полка

У Вислинского залива (тогда назывался залив Фришес-Хафф) нас в качестве прикрытия разместили на позиции № 7. Если мне не изменяет память, это было 6 мая. Русские прямо передо мной зачем-то валили деревья, как будто хотели создать препятствие. Что же это было такое? Неужели иваны собрались там окапываться? Нет, они не это хотели сделать. Они пытались замаскировать стволами деревьев нечто похожее на тяжелый танк. Я увидел голубой дымок и услышал звук работающего двигателя, который казался мне чертовски знакомым. Затем появились несколько русских солдат, которые стали снимать и отбрасывать в сторону ветки деревьев… и прямо на меня глянуло жерло огромного ствола танкового орудия. Это не мог быть танк… Скорее всего, это тяжелая самоходно-артиллерийская установка… самоходка… Дистанция 400 метров… Заряжай!.. – крикнул я в микрофон. После выстрела меня окутал дым. Затем несколько секунд на землю падала сосновая хвоя. Однако огонь так и не вспыхнул. Это означало, что мы так и не подбили «дверцу сарая». Второй выстрел. Третий. Мимо. Затем в ответ выстрелили иваны.

Первый снаряд ударил в землю перед нами. Второй пролетел в полуметре над моей головой. Третий попал в цель. Я почувствовал, что дульный тормоз орудия дернуло и выбило наружу; дернуло и всю «Пантеру». Наводчик орудия больше не мог ничего видеть, его оптика была разбита вдребезги. По всей видимости, в маске пушки чуть не выбило монтажные болты. Пора выбираться отсюда!

Мне пришлось отступить, чтобы не оказаться разорванным снарядом на куски. Я знал, что фельдфебель Хофкнехт находится где-то в дюнах. Он должен прибыть на наши позиции. Я связался с ним по радио и сообщил, что он должен ударить по русскому «тарану» со стороны. И Хофкнехт, и лейтенант Финтельманн услышали меня. Оба немедленно пришли ко мне на помощь. Я отступил, и Финтельманн тут же занял мою старую позицию.