Оставляя этот город, я не могу не упомянуть о замечательном немецком художнике Гансе Мемлинге. Он работал в Брюгге и там же умер. Много его произведений находится в госпитале Св. Иоанна.

Все искусство Мемлинга до странности близко подходит к этому городку, к его стилю. Нежное, мистическое, тонкое по передаваемым душевным переживаниям. Искусство его является символом всего возвышенного, одухотворенного, что есть в человеке. Знаменитое «Снятие со креста» и «Жизнь и смерть святой Урсулы» переданы Мемлингом с необыкновенной задушевностью и трогательной нежностью.

* * *

Итак, я опять стремилась дальше! Сергей Васильевич мне не противоречил. Ведь конечным пунктом нашего путешествия был Тироль и деревушка Монтаньола на берегу Даго ди Лугано, где жил и нас поджидал Александр Николаевич Бенуа с семьей.

Из Брюгге мы поехали в Антверпен. Необыкновенной красоты и величия кафедральный собор Богоматери (XIV–XVI веков). В соборе много произведений Рубенса.

Помню, что мы случайно остановились в одной из узких и темных улиц, подходивших близко к стенам собора. И нам мешали заснуть соборные часы, которые звонили каждую четверть часа, причем этот звон сопровождался какой-нибудь мелодией, часто совсем не религиозного характера.

Музей в Антверпене очень большой по числу картин (1400 произведений), исключительных по художественной ценности.

Из огромного количества фламандских и голландских художников, и, надо сказать, первоклассных художников, которых я видела в Антверпене и Брюсселе, назову только несколько: Рубенс, Ван Дейк, Иордане, Снайдере, Рембрандт, Тенирс, Ван Эйк[549] и другие, почти все они уже знакомы мне по Эрмитажу.

Между прочим, много раз я вспоминала, посещая европейские картинные галереи, наш драгоценный Эрмитаж, не уступающий лучшим галереям Европы. Сколько он помогал и помогает работающим и ищущим художникам! Помогает в их развитии. С какими великолепными образцами искусств мы знакомимся в его собраниях! Поистине он является наилучшей и незаменимой школой духовного развития не только для художников, а вообще для каждого культурного и образованного русского человека.

Конечно, вершинами старого фламандского искусства являются Рубенс и Ван Дейк. Лично меня искусство Рубенса, такое жизнерадостное и полнокровное, никогда особенно не трогало и не радовало. Уж очень он любил изображать обнаженное тело человека, в ущерб его духовному облику. Но мастерство Рубенса великолепно, и оно меня покоряло.

Его ученик Ван Дейк другого характера. Он тонок, изящен, изыскан, и мастерство его также совершенно.

Посетили музей Плантен Моретус (Plantin-Moretus), дающий историю постепенного развития типографского искусства (книгопечатания) с первых его шагов[550].

В одной из витрин я увидела ряд выставленных граверных инструментов (штихелей XV–XVI веков) для деревянной гравюры. Они были совсем похожи на мои. Лезвие усеченное и граненое. Ручка деревянная, круглая, с нижней стороны срезанная. Мне кажется, что они были обозначены как принадлежавшие когда-то Дюреру, которыми он работал. Не смею утверждать, что это было именно так, но мне очень хотелось, чтобы это было так. Во всяком случае, я на них смотрела с большим интересом и даже с нежностью. При этом вспомнила Василия Васильевича Матэ, когда я начинала у него работать и он, подбирая мне инструменты, говорил: «Вы будете работать классическими инструментами, какими работали старые граверы и Дюрер».

Гуляя по Антверпену, мы забрели на берег широкой и полноводной реки Шельды, на правом берегу которой раскинулся город. Мы в гавани видели его доки, верфи. Множество судов скопляется там. Мачты, реи, пароходные трубы — все как будто спутано, перемешано и кажется хаосом. И везде очень большое оживление.

* * *

Брюссель был следующий город, где мы остановились, чтобы осмотреть его богатые музеи.

Пребывание там мне вспоминается неясно. Помню только, как однажды Сергей Васильевич вернулся с международной выставки ювелирного искусства и драгоценных камней. Я на нее не пошла, осталась дома дорабатывать мои акварели, сделанные в Брюгге. Сергей Васильевич, придя домой, надел на мой палец очаровательное кольцо из редко встречающегося и дорогого камня — желтого сапфира, окруженного бриллиантовыми розочками. Сергея Васильевича прельстила его редкая красота, и он решил для меня его купить. Это был единственный раз, когда мой муж подарил мне драгоценность.

Едем дальше.

Мы — в Тироле!

Встаем утром и выходим пить кофе на открытую террасу нашей маленькой итальянской гостиницы. Боже, что за вид! Какой аромат! Наш ярко-розовый домик стоит на краю крутого склона, спускающегося вниз до самого озера Лугано. Он сплошь покрыт пышной зеленью. Здесь виноградники, плантации кукурузы и тутовых деревьев. Здесь же рощи персиковых, миндальных и других фруктовых деревьев. Небо ярко-голубое, воздух голубой, вода в озере голубая, тени темно-голубые — все градации голубого тона. А далеко впереди, через озеро, блестит ослепительная снежная вершина Монте-Розы.

Трудно себе представить более упоительное зрелище, которое развернулось перед нашими взорами!

Мы накануне приехали в темноте уже в заказанную для нас Бенуа комнату и совсем не ожидали увидеть утром такую волшебную феерию. Мы просто были потрясены великолепием этого развернувшегося перед нами вида. Ах, природа, природа, как ты неисчерпаема и прекрасна!

Я не могла спокойно усидеть за завтраком и побежала за альбомом и красками и здесь же сделала первый этюд.

Сергей Васильевич, стоя рядом, говорил: «Да ты с ума сошла! Где ты видишь такие краски?» Потом он их признал, принял и оценил.

И этот мой этюд, сделанный по первому впечатлению, стал для меня потом документом, которым я пользовалась в моих работах.

С этого дня у меня начинается блаженная жизнь: радостная работа и упоительный отдых.

Близость моего друга А.Н. Бенуа, его жены и всей его семьи увеличивала радость пребывания там. Бенуа снимал у какого-то principe{62} виллу типичного итальянского характера. Сад ее круто спускался террасами и лестницами вниз к озеру. Был он украшен вазами, статуями, фонтанами.

С нами в том же отеле жил Степан Петрович Яремич с женой Марфой Андреевной.

И также недалеко обитал наш друг В.Н. Аргутинский — Долгорукий.

После утра сосредоточенной работы мы во второй половине дня делали прогулки, и иногда очень далекие. Но я заметила, что после таких прогулок на следующий день плохо работаю, и отказалась от них. Тем не менее я ходила пешком на озеро Комо, карабкалась по горам, чтобы зарисовать деревушки, лепившиеся по верхушкам гор.

Но неожиданно мое пребывание там было омрачено тем, что Сергею Васильевичу пришлось довольно скоро уехать в Россию. Его вызывали дела. А я решила остаться и прожила без него еще недели три.

Однажды Бенуа, я и Аргутинский задумали совершить довольно сложную экскурсию — сделать перевал через горный проход Симплона. С нами собрались идти