Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты попроси её. Она тебя слышит. Она всё слышит и всё понимает.
Самааш улеглась набок и, поглаживая живот, зашептала.
Малика потащила её дальше, замедляя шаг на порожках. Ступив в гостиную, окинула скучившихся старух взглядом:
– Мне кто-то поможет?
И вновь никто не двинулся с места.
Малика покачала головой:
– Овцы…
В коридоре дожидалась Хатма. Увидев Малику, без единого вопроса забрала у неё один уголок покрывала. Вдвоём тащить было легче, но коридор никак не заканчивался. Ноги скользили по гладкому, как стекло, полу. Руки горели огнём, спина и плечи ныли. Самааш время от времени стонала, стиснув зубы. А Фейхель безмолвно шла следом.
Через полчаса Малика и Хатма втащили тяжёлую ношу в Обитель Солнца и вскоре уложили Самааш на кушетку, установленную в ванной. Малика посчитала эту комнату самой удобной для родов: светло, просторно, вода и полотенца под рукой.
Фейхель приняла позу плакальщицы и под стоны Самааш принялась читать молитвы. Хатма побежала к себе за аптечкой.
Малика устремилась на террасу. Выйдя на залитую солнцем площадку, первым делом попросила Альхару прийти через пару часов и спровадила Охло. Воин сначала попытался возразить, мол, три человека паланкин не унесут, но, услышав окрик шабиры, торопливо скрылся за деревьями.
– Роды принимал? – обратилась Малика к Мебо.
– Нет, – ответил он.
– Ты же клим.
– Наполовину.
– Всё равно умеешь лечить людей, – настаивала Малика.
– Так я… это… травами, – сказал Мебо, заикаясь, и развёл руки. – А тут и трав-то нет.
– А заговоры? Все климы знают магические слова, которые обладают лечебной силой.
– Я клим наполовину, – повторил Мебо. – И среди климов жил всего-то восемь лет, а потом жил с отцом в Тезаре. Я ничего такого не знаю.
– Знания передаются по наследству, – возразила Малика. – Пусть половина знаний, но они у тебя есть. Неужели ни разу не замечал, что точно знаешь, как помочь больному человеку?
– Никогда.
– А кто рожает? – вклинился в разговор Драго.
– Сестра Иштара, – ответила Малика.
– Ох, ты ёшкин-кот!
– А врачи-то их где? – спросил Луга.
– Они не помогают роженицам. Не вмешиваются в божий промысел.
Драго процедил сквозь зубы:
– Сектанты хреновы.
Вдруг стало холодно. Малика обхватила себя за плечи:
– Она устала, схватки слабые и… ребёнок неправильно лежит. Через три часа он задохнётся.
– Надо резать, – промолвил Мебо.
– Это обязательно?
– Сама ж говоришь, что схваток почти нет.
– Резать некому. И это же не шутки: делать кесарево. Инструменты нужны. И врач нужен.
– Промежность резать.
– Что?
– Промежность. Мамочка всё равно вся порвётся. Это будет хуже. Я видел, как правитель принимал роды у моранды. Распанахал её и выдавил щенков. Двое мёртвые были, а Парня спасли.
Малика замотала головой:
– Я одна не справлюсь. Поможешь?
Мебо втянул шею в плечи:
– Я боюсь
Драго шлёпнул ладонью его по спине:
– Клим хренов. А ну взял ноги в руки и пошёл.
– Я крови боюсь. Честно, – промолвил Мебо, еле удержав равновесие. – И то ж зверя резать, а это человек. И как это… она же голая… не… не могу.
– Она в платье.
– Ну да, ещё скажи: и в трусах.
Малика вздохнула:
– Я бы разрезала сама. А как ребёнка вытащить?
– Как он лежит?
– Поперёк.
– Поперёк – это плохо. Никак не выйдет. Поговорить с ним надо.
Малика сорвала с деревьев листья и принялась растирать их в ладонях:
– Идём, поговоришь.
– Малика, дорогая, я бы с радостью…
– Это приказ.
Поднявшись по лестнице, Мебо скинул сапоги, помыл ноги в мраморной чаше и, побелевший от страха, ступил вслед за Маликой в Обитель Солнца.
Сидя на пятках и низко опустив голову, Фейхель бормотала молитвы. Увидев возникшего на пороге ванной мужчину, Хатма и Самааш вытаращили глаза. Малика закрыла двери и приложила руку к створке.
– Это врач. Его зовут Мебо, – сказала она и, подтолкнув стража к кушетке, произнесла на слоте. – А это Самааш. Наша будущая мама.
– Да что ж ты делаешь? – взвизгнула Фейхель, вскинув голову. Проворно вскочив как молодка, метнулась к двери и уставилась на зелёный отпечаток ладони. – Эльямин… Эльямин… Так нельзя…
Малика склонилась над Самааш:
– Он поговорит с твоей дочкой. Хорошо?
Продолжая таращиться, та лишь судорожно сглотнула.
Трясясь от волнения, Мебо помыл руки под краном. Не в силах совладать с дрожью, скомкал в руках полотенце и уставился на Малику.
– Что? – спросила она.
– Я не умею говорить на шайдире, – прошептал страж.
– Говори на слоте или на родном языке. Лишь бы ребёнок лёг правильно. И я забыла тебе сказать: воды отошли три часа назад.
– Отлично… И как его повернуть?
– Не знаю.
Мебо подошёл к кушетке. Положив полотенце на краешек, несмело указал пальцем на живот Самааш:
– Потрогать можно?
– Нельзя! – крикнула Фейхель.
Малика обернулась к ней:
– Ты понимаешь слот!
– Я осторожненько, – произнёс Мебо. – Мне надо его почувствовать.
– Можно, – сказала Самааш на едином языке Краеугольных Земель.
Мебо улыбнулся и заметно расслабился:
– Вы только не бойтесь. Я ничего плохого не сделаю. – Опустил ладонь на живот. Поводив из стороны в сторону, задержал руку чуть ниже печени. – Здесь голова.
Самааш кивнула:
– Да.
– Это девочка.
Самааш вновь кивнула.
Малика попросила Хатму принести с кухни несколько ножей – самых острых – и какой-нибудь очень крепкий спиртной напиток. Выпустив её из ванной, закрыла двери, посмотрела на мать-хранительницу и столкнулась с ненавистью в глазах. Это лучше, чем слёзы. Ненависть вызывает ответную злость, которая вынуждает спорить с судьбой.
Фейхель отошла в дальний угол и словно вычеркнула себя из числа присутствующих в комнате.
Вскоре Малика установила в высокий стакан ножи лезвием вниз, залила их виноградным спиртом и, усевшись на бортик ванны рядом с Хатмой, приготовилась в любую секунду прийти Мебо на помощь.