Охота была нелегкой. На мир опустилась зима, и как арфты, так и каги встречались редко. Ей приходилось убивать их, приносить головы в обитель, а потом вываривать черепа арфт и засушивать голову кага. Грауэл и Барлог помогали лишь в той мере, насколько позволял обычай. И помощь их была крайне невелика.

Намного больше они помогли ей в приготовлении красок и шитье облачения. Шить они умели гораздо лучше ее, не нуждаясь в чьей-либо помощи.

– Хочешь еще раз повторить свои ответы? – спросила Грауэл.

Барлог вытащила из груды на столе Марики нужные бумаги.

– Нет. Еще немного, и я не выдержу. Просто отключу мозги, и пусть все идет своим чередом.

– У тебя не будет никаких проблем, – пообещала Барлог.

– Да, – кивнула Грауэл. – Можно и перенапрячься. Мне тоже пришлось много учиться, когда меня заставили сдавать экзамены на воктру.

«Воктра» на языке силт означало примерно то же самое, что и «охотница» у Дегнанов. Хотя также в ходу были слова «охранница» и «та, которой доверено носить оружие в присутствии силт».

– На некоторые вопросы я так и не смогла ответить, – добавила она.

– По крайней мере, у тебя был второй шанс, – сказала Барлог. – У Марики его не будет.

Особо страшного в том, что Марика пару раз запнется, ничего не было – главным являлся исход самого обряда. Но любая сегодняшняя ошибка стала бы оружием в лапах врагов, которые использовали бы любой ее просчет как знак того, что она не вполне соответствует идеалу силты.

Как всегда, видимость затмевала суть.

– Барлог, ты все еще ведешь Летопись?

– Да.

– Однажды, когда у меня найдется свободное время, мне хотелось бы взглянуть, что там говорится о случившемся с нами. Что бы подумали Скилджан и остальные, если бы прочитали написанное тобой, всего пятнадцать лет назад? Будь у них окно в будущее?

– Они бы побили меня камнями.

Марика нанесла последний мазок растительной краски. Готовить краски было не проще, чем собирать звериные головы. Некоторые пришлось покупать – соответствующие растения в окрестностях Макше вымерли, уничтоженные наступающими холодами.

Снова подойдя к окну, Марика уставилась на север, где остались ее корни. Небо было ясным, что случалось все реже. Горизонт сверкал в ярких лучах солнца, отражавшихся от далеких снежных полей. Линия вечных снегов теперь пролегала всего в семидесяти милях от Макше, и ожидалось, что в течение года она доберется до города. Марика взглянула на небо. Она верила, что именно там кроется ответ – ответ, который тщательно скрывали враги силт. Но она знала, что еще много лет не сможет ничего поделать. И вообще никогда, если не пройдет сегодняшний ритуал.

– Я готова?

– Внешне – вполне, – ответила Грауэл.

– Мы ничего не забыли, – сказала Барлог, сверившись со списком Марики.

– Тогда идем.

Растерянность в душе сменилась ураганом ярости.

Грауэл и Барлог сопровождали Марику только до дверей здания, где должна была пройти церемония. Интерес к ней был столь велик, что Градвол отвела для обряда большой зал собраний, куда послушницы охотниц не пропустили. Обычно церемония обряда Тогар была доступна для всех в обители, хотя приходили лишь участницы и их подруги. Но обряд Марики привлек всех силт, поскольку та была необычной послушницей.

Ее враги надеялись, что она не сумеет пройти обряд, хотя с послушницами такого почти не случалось. Они рассчитывали напугать ее своим присутствием, чтобы она запуталась в ответах и надлежащих ритуалах. Им хотелось стать свидетелями столь выдающегося провала, который не забудут никогда.

Пришли также те, кто сочувствовал Градвол и, соответственно, фаворитке старейшины, слегка рассеивая мрачную атмосферу, создаваемую врагами Марики.

Враги постарались, чтобы в зале не было никого, кроме силт. Марика пользовалась намного большей популярностью среди воктр, которым она принесла не одну победу и к которым относилась как к равным.

Шагнув в дверь, Марика почувствовала, как к ней обратились сотни взглядов, и ощутила разочарование врагов, надеявшихся, что она вообще не явится. Сделав два шага, она замерла, ожидая, когда все сестры войдут в зал и займут места.

Ее охватил страх.

Градвол и Дортека не раз повторяли ей, что не стоит полностью доверять сущим. Но, даже зная, что время для этого совсем не подходящее, она скользнула в лазейку, в иной мир, накладывавшийся на ее собственный, и поискала утешения у какого-нибудь сильного темного призрака.

Найдя одного, она промчалась на нем через зал, пытаясь приободрить себя перед предстоящим ритуалом. Мир призраков был холоден. Все чувства куда-то ушли. Эфир, если именно в нем парили духи, пропитался страхом. Холод сковывал душу.

Она была готова. Она полностью владела собой. Она могла совершить то, что от нее требовалось. Она могла забыть о том, чего ей это будет стоить, забыть о своем воспитании как будущей охотницы и матери в стае Дегнан. Благодарно коснувшись призрака, она отпустила его и вернулась в повседневный мир нескончаемой борьбы и страха. Окинув холодным взглядом зал, она увидела, что все сестры заняли места.

Хладнокровно шагнув вперед, она выпрямилась, демонстрируя всем свой изысканный наряд. Помедлив, пока две послушницы закрывали за ней дверь, она повернулась направо и, наклонившись, поцеловала край древнего горшка, выглядевшего настолько изношенным, что его давно пора было выкинуть на помойку. Окунув в горшок палец, она поднесла его к губам, пробуя на вкус сладкий дарам.

Горшок этот был старше самих Рюгге, старше даже породившего их Сообщества Серке. Происхождение его затерялось во тьме веков. Край его истерся от прикосновений бесчисленных губ, внутренность покрылась коркой от остатков тонн дарама, заполнявшего его в течение столетий. Это был самый древний предмет в мире Рюгге. Символизировал он связь Сообщества с доисторическими силтами, вместилище Всеединого, дававшее силтам возможность ощутить вкус вечности, вкус высшей власти. Этот сосуд для поцелуев принадлежал семи богам и богиням до того, как Всеединое создало само себя.

Свет дарама разлился по телу Марики, которое тут же онемело, будто от чафа, но сознание ее вдруг расширилось, словно охватив сразу всех в зале. Они тоже вкусили дарама, и их защита ослабла. Марика ощущала мысленные касания каждой силты, сливавшиеся воедино и затягивавшие ее в подобие водоворота. Стало расплываться и собственное сознание, отчего показалось, будто она перестает ощущать себя отдельной личностью. Говорили, будто в древности, еще до начала цивилизации, силты умели объединяться в один могущественный разум, употребив внушительную дозу дарама.

Большая часть ее разума, которая оставалась прежней Марикой, удивлялась тому, сколько страха, злобы, враждебности и беспричинной ненависти может скрываться под внешне приветливым видом.

Ее поручительница Градвол и главные служительницы ждали в дальнем конце зала. Марика нараспев произнесла первую свою реплику – просьбу послушницы разрешить ей приблизиться и подать прошение. Силта справа от нее о чем-то спросила. Марика ответила заученной фразой, мимоходом отметив, что к ней обратилась с вопросом Утиэль, старуха, которую ей предстояло заменить в четвертом кресле. Похоже, у каждой советницы Макше имелась своя роль в церемонии, даже у старшей, которую было почти не видно и не слышно с тех пор, как та впала в немилость Градвол.