уникальное сверхмонополистическое положение, чтобы проводить политику искусственного завышения цен, «сознательно рассчитанную на отчуждение определенной части прибавочного продукта частного хозяйства во всех его видах»[733]. Если Бухарин был сторонником государственной поддержки крестьянских кооперативов, считая, что они могут выдавить частный капитал из торговых отношений, то Преображенский делал ставку на государственный сектор, промышленность и рабочий класс.

В анализе дискуссии в комвузе, однако, нас интересует не экономика как таковая, а экономика как риторика. Ранее мы уже продемонстрировали большевистский риторический арсенал на примере дискуссий о внутрипартийной демократии. Он включал классовый анализ, использование исторических примеров, противопоставление абстрактных принципов и конкретного жизненного опыта с различной расстановкой акцентов. Во время дискуссий об экономике студенты претендовали на экспертное знание, вдавались в тонкости фискальной и налоговой политики государства, выступали как эксперты.

Докладчикам необходимо было поддержать авторитет Коммунистического университета, который был нацелен на развитие теоретического мышления своих студентов. В его стенах они научились разбираться во взаимоотношениях между экономической политикой и классовой борьбой, поняли роль экономики как определяющего политику фактора. Молодые марксисты лезли из кожи вон, чтобы показать, что они интересуются вопросами строительства социализма не меньше, чем руководители государства. Споры в кружках были не менее принципиальны, чем в ЦК, – готовилась смена.

Протоколы экономической дискуссии обрывчатые и беспорядочные, но сделать выводы об общем тоне дискуссии можно. «Оппозиция лучше, чем ЦК, вскрыла вопросы положения нашей промышленности, – заявил Баранов на партийном собрании 5‐го кружка 1‐го созыва. – У нашей промышленности до сего времени не наблюдается планового регулирования». По его мнению, отсутствие плана привело промышленность к кризису. Баранов считал правильной «точку зрения, высказанную товарищами Преображенским, Осинским. В деревне преобладает распространение продуктов кустарной промышленности потому, что этот продукт дешевле, в силу дешевизны издержек производства, а главное – затрат основного капитала». Линия ЦК была неверной в силу непонимания классовой природы советского общества. Республика Советов была диктатурой пролетариата, а не нормальным капиталистическим обществом, в котором, по мнению Бухарина, продолжал действовать закон ценообразования на основе закона спроса и предложения. Стимуляция покупательной способности крестьян лишь приведет к росту кустарной промышленности, продукцию которой крестьяне и так сейчас активно покупают. Следовательно, заключил Баранов, частная кустарная промышленность начнет побеждать государственную в деревне и таким образом не только не даст государству денег на развитие государственного сектора в экономике, но и укрепит позиции противников советской власти – мелких частных производителей.

Целиков выступал еще более агрессивно: «В области экономической политики, как только выбыл т. Ленин, ЦК партии плетется в хвосте. У ЦК партии нет предвидения, так как ленинизм умер вместе с тов. Лениным. Налоговая политика ведется неправильно… в результате чего наблюдается сокращение посевной площади». Подход Бухарина лишь усилил частный капитал: «Сельская кооперация, имея большие накладные расходы, не может справиться с частновладельческим капиталом, вследствие чего крестьянину выгоднее купить продукты у частного торговца, чем в кооперации. <…> Почему теперь кулачество в деревне за советскую власть, а беднота против советской власти и российской коммунистической партии?» Чтобы исправить ситуацию, нужны были те, кто мог ориентироваться, чувствовать изменение классовых отношений в деревне. «Внутренний сбыт нужно построить на свободной конкуренции фабрик, заводов, это даст более низкую цену на продукты промышленности, которые тем самым будут доступны крестьянину. Кроме того, необходимо понизить налог на бедное крестьянство, которое только после снижения налогового бремени может проявить свою покупательскую способность»[734].

На партийном собрании 1‐го кружка 1‐го созыва прозвучал встревоженный содоклад Ненадыха Ильи Абрамовича. Он, как и Целиков, полагал, что экономическая политика государства не учитывает изменений в советском обществе. Но если Целиков считал ее просто проявлением инерции в мышлении, то Ненадых боялся, что наверху не понимают значение смычки, важности сближения интересов рабочих и крестьян, сочетания как плановых, так и рыночных начал, базирующихся на взаимодействии различных хозяйственных укладов и форм собственности. «Переход к НЭПу был вызван необходимостью удовлетворить крестьянство, наша беда в том, что промышленность по сравнению с сельским хозяйством дает только 50 %. <…> Почему правильно не могли подойти к потребителю? Объяснить индивидуальными свойствами, неумением коммунистов торговать недостаточно». «Если дело пойдет дальше как сейчас, мы вновь придем к Кронштадту». Ненадых не только пугал собравшихся драматическими событиями недавней истории партии, но также указывал на мелкобуржуазный характер теорий ЦК, которые объясняли экономические кризисы отсутствием предприимчивости советского управленца. Для настоящего марксиста обращение к психологическим качествам не могло выглядеть убедительным – нужен был научный анализ социальных отношений.

Сторонники ЦК признавали важность завершения денежной реформы и стабилизации валютно-кредитных отношений СССР с другими странами. После проведения двух деноминаций в 1922 году, в результате которых 1 миллион рублей прежними денежными знаками был приравнен к 1 рублю новыми совзнаками, было введено параллельное обращение обесценивающихся совзнаков, обслуживающих мелкий товарооборот, и твердых червонцев, обеспеченных драгоценными металлами и устойчивой иностранной валютой. От обесценивания совзнаков, однако, большие потери несло крестьянство, стремившееся задержать реализацию своих продуктов. Угроза торговой смычке между городом и деревней требовала ликвидации параллельного денежного обращения, стабилизации рубля на внутреннем рынке, устойчивой валюты и достижения активного внешнеторгового баланса. Между казначейским рублем и банковским червонцем устанавливалось твердое соотношение, приравнивавшее 1 червонец к 10 рублям.

Представляя официальную позицию на 7‐м кружке 1‐го созыва, Иванов отметил: «ЦК не отрицает тех недостатков, которые были у нас в ведении хозяйственной политики. <…> Не случайно был исправлен вопрос об отношении к крестьянскому хозяйству, хозяйственная связь с которым есть одна из необходимых предпосылок благополучия нашей крупной промышленности». И далее: «Если взять вопрос о продналоге, то политика была взята правильная, так как не только у нас повысился сбор хлебов и технических культур, [но и] цены повышались, и у крестьян был стимул для расширения посевной площади. <…> Наша крупная национализированная промышленность развивается гораздо быстрее сельского хозяйства и кустарной промышленности. <…> В отношении нашей торговли внутренней необходимо изжить тот недостаток, который возник благодаря чрезмерному старанию калькулировать, вследствие чего мы столкнулись с расхождением цен сельхозпродуктов и продуктов промышленности. Во внешней торговле необходимо добиться активного баланса, т. е. больше вывозить, чем ввозить, в противовес оппозиционерам, которые хотят дать возможность крестьянам сделать смычку с заграницей, получая оттуда дешевые товары». Дав отпор кричащим, что «вот-де до чего довели рабочего своей политикой», Иванов разъяснил: «В последнее время был взят курс на повышение заработной платы, особенно отсталым категориям. <…> Чтобы поднять нашу промышленность, необходимо нам иметь твердый бюджет… хотя оппозиционер Осинский отвергает необходимость введения твердой валюты, устрашая падением червонца»[735].

Сторонники ЦК считали недопустимой государственную интервенцию в ценообразование экономики НЭПа, призванного восстановить народное хозяйство посредством