Исключению из партии подлежали только те, кто подвергся влиянию НЭПа. Директива ЦКК категорически запрещала ГПУ устанавливать слежку за оппозиционерами без письменного разрешения, за исключением случаев, когда было подозрение в контактах с антипартийными организациями.

В Ленинградском коммунистическом университете проверка считалась особенно необходимой[771]. Уже 4 февраля, почти за два месяца до объявления всесоюзной партпроверки, там сообщалось о предстоящей чистке студентов комвуза, «принципы которой еще не разработаны ЦК»[772]. На первое место Канатчиков ставил классовую составляющую. Чистка должна была коснуться не бывших на производстве, учившихся при царизме в средней и высшей школах и «не принадлежавших к рабочим и крестьянам». «Интеллигентского засилья у нас нет, – успокаивал Бондарев, – но разлагающие элементы есть. Не ясно, почему допущены в университет со средним образованием, а не из рабочих и крестьян». «Корень зла – отрыв от рабочей среды», – поделился своим мнением Цеховский. Для того чтобы исправить «создавшееся серьезное положение», бюро коллектива РКП(б) признало «желательным и необходимым провести фильтрацию университета, т. е. удалить из университета разлагающий элемент»[773].

В партбюро отмечали, что о чистке вопрос стоял уже давно, «но не было материала»; теперь, после дискуссии, материал «в полноте». «Дискуссия, как и в других вузах, у нас не обошлась без оппозиции, которая ничем не отличалась от других учебных заведений по своей беспринципности. Ленинградской твердой организации никакая оппозиция не опасна, но внутри университета для молодежи это связано с опасностями»[774]. «Дискуссия показала, кто в какую сторону склоняется, а потому чистку по партийной линии проводить обязательно»[775]. «Полумеры тут не помогут, – заявили университетские заправилы. – В семье не без урода. <…> Кто против ЦК, тому нет места в университете»[776]. Михайлович волновался, что «намеченная чистка в университете противоречит линии ЦК РКП(б), если в основу ее проведения будет иметься в виду б<ывшая> оппозиция». «Чистка не карательная мера и не расправа с оппозицией», успокаивали его лидеры парторганизации, «она вызвана многими обстоятельствами», а не только дискуссией. «Чистка должна носить характер проветривания засидевшихся за учебой товарищей, – осторожничал Иванов. – Преимущественно будем обращать внимание на психологию, бытовую. <…> Оппозиция роли не играет». В то же время он радовался счастливому совпадению: «У нас как раз те, кто подходит по другим пунктам под чистку, тот и оппозиционер»[777].

В начале февраля 1924 года прошли перевыборы партбюро комвуза – без этой меры об эффективной чистке не могло быть речи. Иванов и руководство университета выбрали 12 человек, но не собирались отрицать права кружков «выдвигать другие кандидатуры или отменять намеченные». Цекисты предупреждали, что «со стороны некоторых кружков будут на общем собрании организованы отводы отдельных кандидатур. Необходимо организованному отводу противопоставить организованную защиту»[778]. И в самом деле, на партсобрании 3‐го кружка 3‐го созыва Плеханов «отвел» Зудова, мотивируя это своим «личным впечатлением об отталкивающей наружности последнего. Причем, сталкиваясь с Зудовым, [я] получил сведения о том, что он как будто получает червонцы и нанимает репетиторов себе». Григос дал отвод самому Иванову: «Тов. Иванов как организатор не соответствует запросам нашего студенчества. <…> Он не умеет проводить партсобрания коллектива. Как товарищ, Иванов хороший, а как партработник подходит к коллективу меньшей квалификации»[779].

На заседании комсомольского бюро кандидатура ставленника правления Пальцева Гая Тарасовича проиграла. Отвод мотивировался тем, что «тов. Пальцев подпал под влияние бюро коллектива РКП – зарвался». Ему припомнили его слова: «Наша молодежь, всего пару лет от станка, не может быть и не есть барометр партии». Большинство сочло смешным продвигать человека, отказывающегося «равняться по молодняку», в руководители молодежной организации[780]. Были намечены другие кандидатуры – Тужилкина, Поданева и Ефимова, – но голоса разбились: три против трех. Иванов ни в коем случае не соглашался на кандидатуру Ефимова, чье предвыборное обещание было не вести «такой линии, как Пальцев», иными словами, не содействовать руководителям университета. «Мы, лично, тов. Пальцеву никакой линии не давали, – уверял Иванов. – Он работал самостоятельно, а под обстрел попал за то, что стоит на точке зрения ЦК по вопросам о внутрипартийной демократии». По оценке прибежавших на экстренное заседание Канатчикова и членов правления комвуза, «сейчас в коллективе фактически безвластие. Единства в новом бюро коллектива не предвидится».

Иванову было ясно, что нынешняя баталия – это «пробный камень» и работу оппозиционной группы «мы увидим и при перевыборах бюро коллектива. <…> По выступлениям представителей курсов, отводивших кандидатуру Пальцева, чувствовалось, что вся работа была подготовлена оппозицией. Эту работу необходимо учесть». Барабаш Михаил Петрович считал, что «можно и должно отступиться от демократических принципов в целях оздоровления работы», но Иванов напомнил ему, что практические меры невозможны «без соответствующих союзных инстанций». Канатчиков предложил обратиться в вышестоящие органы «с просьбой назначить сюда организатора, пока атмосфера в университете в связи с чисткой не разрядится». «Райком РКСМ предложит определенную кандидатуру, – успокаивал опытнейший Титов Андрей Лаврентьевич. – Есть основания предполагать, что она пройдет». Титов указал на патологию, выражавшуюся в противопоставлении партии юношеским организациям, а также «на те оппозиционные настроения, которые свили свое гнездо, главным образом, среди комсомольцев». «Мы имеем здесь все болезни, которыми больна оппозиция, – согласились цекисты. – Партия должна указать молодежи, что она обанкротилась». Решено было представить перед комсомольцами позицию бюро, а пока назначить временного организатора в лице Тужилкина Михаила Ивановича. (Характеристика партбюро на Тужилкина гласила: «Выступления дельные, обладает критическим чутьем… с комсомольским задором и самоуверенностью»[781].) Стараясь ничего «не выпускать из поля зрения», бюро посылало впредь в каждый кружок своего «руководителя» при перевыборах парторганизаторов[782].

Студенты жаловались, что «чистить будет комиссия, а не кружок». Это расценивалось как удар по «основам демократии». В ответ бюро заявило, что «желательно» ввести в общеуниверситетскую проверочную комиссию по одному члену из каждого кружка. К тому же отмечалось, что «чистильщиками» будут надежные демократы. Для правильного проведения проверки из среды студенчества выделяли партийных ветеранов, подпольщиков – «их у нас до 200 человек»[783]. Кроме того, обещали «больше всего принимать во внимание тот материал, который будет представлен кружками»[784].

Проверочная комиссия предложила кружкам заслушать автобиографию студента, сравнить ее с анкетой и после прений огласить свое мнение о возможности оставить студента в институте[785]. «Заявление, что товарищ должен уйти, не значит, что он не годен для университета, а то, что товарищ для партии вне университета будет более сохранен, чем в самом университете», – разъясняли на 3‐м кружке 3‐го созыва. Васильев предложил 4‐му кружку 1‐го созыва следующий порядок собрания: «Заслушивается устная биография разбираемого товарища. Вместе с этим один из членов