— Уверяю вас, Ватсон, — сказал Холмс, протягивая длинные ноги к камину, — что Скотту ничего не угрожает, даже в том случае, если его вдруг арестуют. Доказать его вину теперь будет крайне затруднительно. Если уж они не смогли осудить Монсона, то Скотт им тем более не по зубам. Мистеру Стюарту и его коллегам пришлось бы для начала признать полную ошибочность своего обвинения против Монсона и справедливость всех моих выводов, до мельчайшей подробности. Не думаю, что они согласятся проглотить столь горькую пилюлю.

Как показало время, они и в самом деле не согласились.

I

Эта история началась дождливым осенним утром, незадолго до мировой войны. Шерлок Холмс сидел за столом, с которого еще не успели убрать остатки завтрака, и просматривал свежую почту. Я развернул «Таймс» и углубился в статью о сербском кризисе, но тут же отвлекся, услышав удивленный возглас моего друга. Увидев напряженное лицо и искрящиеся весельем глаза Холмса, я понял, что он изо всех сил пытается сдержать приступ смеха.

Наконец он взял в руки один из лежавших на столе листов бумаги и процитировал вслух:

Сэр, отвечаю на Ваши вопросы о моем происхождении etc. Мои родители — кебмен и его кобыла, моя сестра — погонщица северных оленей, а брат — отважный капитан парового катка. И это все, что я могу сказать человеку, не имеющему права этим интересоваться (в письме от пятнадцатого числа сего мес.). Ваш недостойный зять Г. Смит

— Черт возьми, Холмс! Кто такой этот Смит и кому адресована эта чушь?

Холмс скользнул взглядом по двум другим страницам и отложил их в сторону, покачав головой:

— Понятия не имею, мой дорогой друг. Во всяком случае, она определенно адресована не нам. Любопытно, впрочем, что в конверте нет сопроводительного письма. Но не сомневаюсь, что не позднее вечера мы узнаем новые подробности. Один момент! Вот еще одно послание от того же отправителя.

Сэр, не знаю, что Вы будете теперь делать, но послушайтесь моего совета и будьте осторожны. Ваш etc. Г. Смит

— Это уже более понятно, — добавил Холмс. — А вот и третий шедевр, отправленный, как и остальные, десять дней назад.

Сэр, у меня есть копии всех писем etc. Я сам и жена тоже послали Вам и Вашей письма etc. Мы получили ответ об этом и о семейных делах, по которым я буду добиваться правосудия. Г. Смит

— Кем бы ни был этот мистер Смит, он демонстрирует подкупающую наивность в вопросах грамматики, не правда ли? — усмехнулся мой друг.

— Но почему эти письма отправили нам без всякого комментария?

— Полагаю, скоро все разъяснится.

Не произнеся больше ни слова, он растянулся на диване со скрипкой и партитурой симфонической поэмы Скрябина «Прометей». К моему неудовольствию, Холмс в последнее время излишне увлекся новаторской музыкой Стравинского и Скрябина. Подобная какофония может иметь некоторый успех в концертном зале, но ее звучание в доме просто невыносимо. По словам моего друга, «Прометей» заинтересовал его благодаря признанию композитора в том, что произведение продиктовано мифологией, религией и даже природой света. Трудно представить лучшую причину для того, чтобы не слушать такую чушь!

Однако, как и предсказывал Холмс, полчаса спустя его упражнения счастливо прервались дребезжанием дверного звонка. Миссис Хадсон поднялась к нам.

— Вас хочет видеть один джентльмен, — произнесла она, как мне показалось, с легкой насмешкой. — Он явился без предупреждения и утверждает, что у мистера Холмса имеются некие принадлежащие ему бумаги. Господин желает получить их.

Детектив, не выказывая особого сожаления, отложил скрипку и кивнул:

— Будьте так любезны, миссис Хадсон, проводите посетителя к нам. Мы со всем вниманием его выслушаем.

Пока мы ждали появления гостя, Холмс повторял фразы из письма, словно школьник, зубрящий урок:

— «Мои родители — кебмен и его кобыла, моя сестра — погонщица северных оленей, а брат — отважный капитан парового катка». Это обещает быть крайне любопытным, Ватсон. Я склоняюсь к мысли…

Он не успел договорить. Дверь открылась, и в гостиную вошел высокий, респектабельного вида мужчина пятидесяти с лишним лет, длинноносый, с бледным лицом, в строгом темном костюме, какие обычно носят прихожане методистской церкви, с серебристо-серым шейным платком.

— Прошу вас, сэр, присаживайтесь, — радушно обратился к нему мой друг. — Меня зовут Шерлок Холмс, а это мой коллега доктор Ватсон. Смею предположить, что вы о нас уже слышали.

Высокий бледный господин кивнул нам по очереди и несколько смущенно произнес:

— Сказать по правде, мистер Холмс, я узнал о вас лишь позавчера. Мы с женой ведем тихую и до недавнего времени благополучную жизнь. Даже газетами не очень интересуемся.

— Это не так уж и важно, — сказал Холмс, подводя его к стулу. — Сожалею, но я не имел удовольствия узнать ваше имя из писем, которые вы любезно мне отправили.

Наш гость искоса взглянул на него, словно не ожидал, что сыщик так быстро поймет, кто отправил эти письма.

— У меня не было намерения скрыть его от вас, — сдержанно заметил он, усаживаясь.

Холмс ободряюще улыбнулся:

— Мой дорогой сэр, я вас вовсе не упрекаю. В самом деле, зачем мне знать ваше имя? Для меня достаточно того, что вы, безусловно, набожный человек с хорошей репутацией. Полагаю, пастор сельской методистской церкви в Бакингемшире. Ваша неразумная дочь вышла замуж за негодяя по имени Смит. Два дня назад, во вторник, вы, судя по всему, отправились в Оксфорд, чтобы проконсультироваться с мистером Генри Хауэсом из адвокатской конторы «Хауэс и Вудхолл», расположенной на Сент-Майкл-стрит. По его совету вы отправили мне копии трех писем от мистера Смита, который требует денег по векселю, выданному ему месяц или два назад. Как я понимаю, это была плата за то, чтобы он оставил вашу дочь в покое. К сожалению, вы не заключили письменного соглашения. В результате он женился на вашей дочери, а теперь хочет пополнить свой кошелек. Этим утром вы по рекомендации все того же мистера Хауэса приехали на поезде в Лондон и пришли сюда пешком с Мэрилебонского вокзала.

Как и многие другие клиенты, наш посетитель изумленно уставился на Холмса, словно подозревал его в колдовстве:

— Можно подумать, сэр, что вы следили за мной!

Мой друг поспешил успокоить его:

— Я всего лишь сделал несколько предположений, полагаясь исключительно на здравый смысл. Покрой вашего костюма, как и эмблема на подкладке пальто, говорит о том, что вещи пошиты в известной мастерской Харриса и Роджерсона. Она расположена на Виктория-стрит, неподалеку от Методистского центрального зала, и в ней преимущественно обслуживают лиц духовного звания. Вы не носите пасторский воротник, однако манеры и внешний облик выдают в вас проповедника. Это заставляет меня предположить, что вы сельский священник. Мы не слышали, чтобы кеб останавливался возле нашего дома, значит вы пришли пешком — но не издалека, иначе ваши ботинки и брюки были бы сильно испачканы. Ближайший к нам вокзал — Мэрилебон. Пальто и зонтик спасли вас от дождя. Однако я отмечаю, что правая штанина все же намокла, в то время как левая осталась сухой. Прожив в этой части города много лет, я доподлинно знаю, что так бывает, когда идешь при сильном встречном ветре от Мэрилебонского вокзала, а не от станции метро «Бейкер-стрит». А время вашего прихода подсказывает, что вы приехали на поезде бакингемширского направления. И поскольку сейчас еще утро, едва ли поездка была продолжительной.