она откинула гриву волос назад, демонстрируя свою наготу.

Первым делом Саша глянул Ирине в лицо. Заспанная, без косметики, даже без защитного крема, столь необходимого женской коже в промозглый ноябрь. Саша был восхищён и доволен.

Сколько по молодости он писал портреты женщин на Арбате, столько и ощущал отвращение к их дьявольским бесполезным уловкам. От мала до велика женщины, приходившие позировать ему, являли собой фантом. Они скрывались от него под другой личиной. Надевали лучшую одежду, крупные безвкусные цацки, завивали свои прямые волосы и выпрямляли кудри. Но это ещё полбеды. Боже, что они творили со своим лицом! За пигментом теней не было видно век, ресницы были чёрными словно уголь даже у природных блондинок, губы алели и блестели нездоровым лихорадочным блеском, тональный крем забивался в морщинки. Особенно искусные женщины каким-то образом рисовали себе скулы на округлых щеках. А про женщин с надутыми губами и микроскопическими носами Саша и вспоминать не желал.

Каждой из них он с улыбкой задавал один и тот же вопрос:

– Скажите, зачем вам нужен художник? Разве вы сами не переписали своё лицо, данное вам природой? Два художника… по-моему, это много для одной мастерской.

Все, как одна, услышав это, только хихикали. Эти женщины считали, что Саша делает комплимент их таланту умелой визажистки. Какие примитивные дуры, не имеющие понятия о красоте! Красота сочетает противоположное, если скрывать свои недостатки (а Саша ни разу не видел, чтоб они были скрыты умело и незаметно), то красота исчезнет с лица женщины. Трудно поверить, но это так. Саша боялся, что не доживет до момента, когда женщины это поймут.

За его творческую жизнь только Лидия да Вера позировали ему такими, какими были на самом деле – естественными и прекрасными. Ну вот ещё и Ирина. Удивила, нечего сказать.

– Зачем тебе Вадик? – Спросил Саша, разглядывая Ирину. – Разве ты не могла найти мужика получше? У тебя все для этого есть.

– Тебе для вдохновения обязательно лезть не в своё дело? – Даже голос у неё сегодня был другим. Томная сладость сошла, он стал смертельно быстрым словно ртуть. – Или под «мужиком получше» ты подразумеваешь себя?

– Нет, конечно.

– Тогда к чему этот треп? Я думала, ты подходишь к работе более профессионально.

– В моем профессионализме сомневаться не придётся, – улыбка сошла с Сашиного лица, сделав его жестоким. Сейчас эта стерва убедится сполна.

– Что мне нужно делать?

– Мыслить.

– Говори конкретнее.

– Сейчас ты сама все поймёшь.

Саша закрепил холст на мольберте. Он взял в руки кисть и обвёл взглядом краски. Вдохнул их токсичный запах и достал нож.

Ирина вздрогнула и тяжело сглотнула, когда он подошёл к ней с ножом в руках. Саша был предельно (пугающе) серьёзен, ни тени улыбки на губах и в глазах. Он аккуратно провёл холодной сталью по шее Ирины, по груди, животу, лону и бёдрам. Затем попробовав лезвие языком, сделал небольшой надрез на внутренней части бедра. Потекла кровь, Саша обвалял в этой крови свою кисть и сразу произвольно провёл кровавой кистью по холсту.

Ирина дрожала всем телом. Она чувствовала вихрь эмоций: сексуальное возбуждение, унижение, гнев, горькую обиду, неудобство и боль. Она хотела пойти приложить к кровоточащей ранке любую тряпку, но Саша рявкнул на неё страшным голосом:

– Не с места! Я уже начал. Ты будешь стоять на месте, пока я не кончу.

Ирина покорно сделала шаг назад и вернулась на прежнее место. Она встала босыми ногами прямо в пятнышко своей крови. Она поводила большим пальцем ноги по густой жиже крови, что смешалась на полу с мелким сором. Ирина принялась вспоминать.

Ей привиделась деревня, куда ее возили в детстве летом, сирень во дворе у бабки и спелые ягоды клубники. Сок клубники так похож на кровь. Затем сторожевая собака с умными и преданными янтарными глазами. Собака послушно таскала ей брошенные палки, она же потом разорвала в клочья зайца на дедовской охоте. Кровавое заячье месиво в пасти ласкового Полкана. Она вспомнила себя в четырнадцать лет, когда начала пробуждаться ее красота. Как смотрела она в зеркало на своё обнаженное тело, гладя налитую грудь, плотный живот. И пальцы в крови, что сочилась между ног, тогда напугали ее чуть ли не до смерти. Всплыли огни зимней новогодней Москвы, роскошь, волшебство и красота. И на фоне этой сказки о добре – бомж, лежащий на остановке со стеклянными глазами. Кровь запеклась на его полураскрытых губах. Она заново ощутила тяжесть голого мужского тела, жадные губы и красивые усы, так приятно щекотавшие кожу. И резкая боль, вышедшая кровавым фонтаном из лона. Теперь сын, которого она приложила к груди. До этого он был весь в ее крови. Наконец церковь, переливающаяся огнём церковных свечей. Священник приложил к ее рту хлеб и вино, она приняла и сглотнула. Тело и кровь Христовы. Вечное тело и вечная кровь, лишенные порочной грязи греха.

– Спасибо, – Сашин голос вывел Ирину из гипноза. – Ты превосходно умеешь мыслить. Ценю женщин, в голове которых не гремит пустота.

– Ты кончил? – Ирина вытерла грязный палец об пол.

– Да. Хочешь посмотреть?

Ирина кивнула и подошла к холсту. Перед возникла она сама, стоящая на коленях и скрестившая руки на груди. Из-за спины торчали чёрные крылья, они отрывались, растягивая кожу, оставляя на спине кровавые борозды, стекающие красными струйками на ступни. Демон, очистившийся через кровь, превращался в дочь человеческую. В зелёных глазах застыло выражение ужаса.

– Ну красота же ведь? – Саша самодовольно скрестил руки на груди.

– Гений ты или безумец? – Шептала Ирина.

– Гений. Но иногда, пожалуй, обычный безумец.

Саша довольно поглядел на новую картину. Блистательно. Истинная красота в своём каноничном виде. Со времен Лидии он не писал ничего подобного. Саша жадно поглядел в зеленые глаза своей новой музы, чувствуя возрождение высшей точки своей гениальности. Властным движением Саша протянул Ирину к себе и поцеловал, прокусив ее губы до крови. Рубикон был перейден. Они вступили в свою жестокую игру.

Человек всегда был собственник в душе

Во всем виновна спесь «венца творенья».

И гордость в нем зудит, кровь начинает жечь,

Рассудок слаб, готов на преступленья.

Когда предмет любви с улыбкою глядит,

Но ласки и слова мимо тебя проходят,

Тот демон, что внутри, на волю полетит,

Ты сам ему даёшь желанную свободу.

Он будет горячо нашептывать на ухо,