Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потому что ты сделал ее такой, – Вадим не смог сдержать укора. – Твоя одержимость не доведёт до добра ни тебя, ни твою дочь. Ты чудовище. Искренне не понимаю, зачем Вера, да и Лидия тоже, тратили на тебя своё время. Они обе были достойны лучшего. А Лида заслуживает более адекватного отца.
– Виктор на днях поведал про твою первую жену. У неё ничего нового. По-прежнему ждёт замужества с Виктором. У него таких как она тьма. И даже получше.
– Передай Юле при следующей встрече, что я желаю ей счастья и поскорее расстаться с Виктором.
– Фу, какой ты бессердечный.
– Разве? А по-моему то, что я оставил ее говорит о том, что у меня есть сердце. Если б твоё сердце не гнило от воспоминаний о твоей неверной любовнице, ты бы тоже оставил Веру и дал ей выйти замуж за достойного мужчину, чтобы она смогла стать счастливой.
– Вера не стала бы счастливой без меня. И никогда не станет.
– Ты не помрешь от скромности, – Вадим скривил лицо. Сашина самоуверенность вводила его в бешенство.
– Я понял все с первого взгляда, когда она шла по Арбату. Я тогда впервые в жизни углядел в ней призрак Лидии, а не просто похожую типажом девушку. Вера шла как неприкаянная, плечи сутуло поникли, глаза заискивающе искали перед кем бы унизиться на этот раз, уголки губ навек опустились вниз, не приспособленные самой природой на смех и улыбки. Вера выглядела душой, которая не считает себя достойной рая, но до одури боится жариться в аду, а посему никак не решится перейти пограничное состояние. Ее огромные глаза вечной страдалицы встретились с моими, и я поднял в их синеве цунами, а она была и рада тонуть. Вера, несомненно, углядела во мне жестокую мрачную личность. Ей просто необходимо положить на кого-то жизнь, и она ежедневно отрывает от неё по кусочку и кладет под колёса колымаги моего эгоизма. И она счастлива, я клянусь тебе. И твоя Юлька была счастлива глотать твои измены и наплевательское отношение. Вот представь, что в Юлькину жизнь придёт наконец тишь да благодать. Тело, мысли и чувства Юляшки будут находится в стадии покоя. Так вот представь, как напугает ее подобная тишина. Юлька не то, чтоб страдалица как Вера, нет, я б назвал ее скорее просто примитивной. Не обижайся, Вадик, ты ведь сам с ходу не вспомнишь у неё ни одного таланта. В голове тишина, ещё и на сердце тишина! У Юльки будет только два выбора, точнее, как будто бы будет два, а на деле выбора не будет: поехать кукушкой от этой пугающей тишины или опять искать мужчину, что наполнит сердце страданиями, эмоциями, ненавистью, ревностью, презрением… ну что там ещё она к тебе ощущала? Если кратко, то я имею в виду, что, предоставив Юльке искать другого мужчину, ты всего лишь побудил ее поменять шило на мыло. Так она и сделала в итоге, как ты видишь. Что и требовалось доказать, как говорится.
– Я не согласен, – Вадим, как всегда, был поражён Сашиной философией, идущей вразрез с его картиной мира. – Даже если предположить, что ты прав, то понимая это, правильнее было бы все равно оставить болезненно зависимую от тебя женщину, чтобы совесть была чиста.
– Вон оно, как ты рассуждаешь, – Саша опять посмеялся своим поганым смешком. – Если ты увидишь истекающего кровью человека, но будешь опаздывать на самолёт, ты бросишь все и поможешь ему? Или побежишь, куда бежал, оставив его помирать? Ну, а что? Ты-то тут при чем, не ты ж воткнул этому человеку нож в сердце, кровь его на руках того, кто воткнул, а не на твоих?
– Я не понимаю этого примера. Как он относится к той ситуации, о которой мы говорим?
– А так, Вадик, что бездействие – это тоже преступление, это тоже зло. Зло – это отсутствие добра, так ведь? Так не лицемеришь ли ты, умывая руки? Ты оставил свою жену, истекающую кровью, и мнишь себя милосердным человеком, имеющим сердце, на одном лишь только основании, что не добил ее. Не милосерднее ли было добить?
Вадим отпрянул от Саши, как от безумца. Он не нашёл, что ответить ему, от этого злился пуще прежнего. Саше всегда удаётся вывести Вадима из равновесия.
– Я б на твоём месте написал пару ласковых строчек Юльке и подбросил б дровишек в деревянную лачужку твоего скучного семейного счастья, – продолжал насмехаться Саша.
– Разберусь, – ощетинился Вадим. – И, кстати, картины, тебе стоит никогда больше не малевать. Они отвратительны любому человеку, имеющему здоровый рассудок.
– Спасибо за мнение, – улыбнулся Саша, улыбнулся раздражающе дружелюбно. – Такая похвала дорогого стоит. Из твоих слов следует, что мне вновь удалось написать шедевр. И очень приятно узреть в тебе прежнего Вадика. А то ты совсем уж замолился.
Уходя, Вадим чуть не сбил Лиду, которая неизвестно каким образом очутилась у него под ногами. Девчонка подслушивала, решил Вадим. Лида подтвердила его догадку, проводив дядю презрительным злорадным взглядом своего отца.
Саша вернулся к гостям под руку с Лидой и оглядел комнату в поисках Вадима. Но среди толпы его внимание все равно приковывала одна лишь Вера. Она сидела рядом с Ириной и слушала поток ее болтовни. Разумеется, Ирина гораздо красивее, когда они сидят рядом, это особенно заметно. Заметно, если смотреть поверхностно, но Саша редко смотрел на мир именно так. В Ирине была, конечно, та самая истинная красота, Саша насквозь видел, что она не так проста, какой хочет перед всеми казаться, Сашу не провести такими наивными фокусами – рыбак рыбака видит издалека. Неживые глаза, голодный зелёный омут которых выжидал, когда Вадим -очередная жертва – потеряет чувство реальности и не найдёт больше дороги обратно. Но ее красота имела обрамление: крашеные волосы, яркая помада, подобранная со вкусом и знанием особенностей фигуры одежда. Словом, красота искусственного прудика: красивая водичка, светлый рассыпчатый песочек, дорогая холёная прилизанность. Любо поглядеть, глаз отдыхает. Об Веру же глаз спотыкался. У Веры абсолютно асимметричное лицо: одна половина мягкая и вислая, вторая – волевая и упругая. Волосы никак не улягутся волной, глаза не выражают кокетства. Сколько помнил Веру Саша она никогда ничего не делала с собой, чтобы казаться привлекательной. Она