В том же отчете перечисляются задачи «тройки»:

1. …Обширная пропагандистская программа для массового политического просвещения и призыва в ряды партизан местного населения.

2. Восстановление советских административных органов.

3. Восстановление всех колхозов, распущенных немцами.

4. Отмена всех немецких постановлений.

5. Привлечение населения к оказанию всех видов помощи партизанам.

6. Уничтожение всех предателей.

«Тройка» быстро приступила к выполнению этих задач, но операции немцев против партизан помешали их выполнению. Делая скидку на существенные преувеличения в отчете, направляемом вышестоящему советскому начальству, тем не менее ясно, что партизанская администрация добилась успеха в подчинении себе большей части жителей района, за исключением тех, кто проживал поблизости от шоссейных дорог, опорных пунктов и совхозов, где находились немцы; успешно справлялась она и с севом зерновых, устранением сотрудничавших с противником лиц и проведением пропаганды среди населения, что являлось ее главными задачами.

К лету 1942 года по меньшей мере в трех других соседних районах также появились «тройки», имевшие аналогичные задачи – отчасти они выполняли карательные функции (уничтожение коллаборационистов), отчасти экономические. Согласно советским послевоенным источникам, в тех местах с декабря 1943 по январь 1944 года, когда партизаны уже контролировали более обширную территорию, также возникли «тройки». Один из источников – в данном случае статья, опубликованная в партизанской газете, – содержит призывы базировавшегося в поселке Дно райкома партии и его «тройки». В статье дается понять, что «тройки» представляют собой органы, чьи функции отличны от функций партийных комитетов, и в основном являются административными и экономическими, но в своих действиях они полностью подчиняются директивам партии. 30 декабря 1943 года, по сообщению газеты 5-й Ленинградской партизанской бригады, была проведена конференция «представителей народной власти». Один из ораторов заявил: «В качестве полномочного члена «тройки» деревни N я был ответственным за создание в лесах лагерей для проживания людей… выпечку хлеба и строительство бани». Таким образом, «тройки» действовали не только на районном уровне, но и в отдельных деревнях. Как правило, они стремились восстанавливать органы местной администрации во всех находящихся под их контролем местах.

Вышеизложенное лишний раз подтверждает, что подчас не существовало четких различий между гражданской и военной направленностью партизанских действий; не отличались методы партизан и от тактики партии и государства в восстановлении местных администраций в контролируемых партизанами районах. Четкое деление на военную и гражданскую власть вряд ли существовало в контролируемых партизанами районах, поскольку одновременный контроль партизанских бригад политическими и военными властями сделал бы невозможным полное разделение их политических и военных функций.

Роль партии в реальном управлении ситуацией не совсем ясна. С одной стороны, немецкие донесения и послевоенные советские источники часто склонны преувеличивать роль коммунистических организаций; с другой стороны, сеть партийных ячеек должна была существовать в подполье и действовать в тесном сотрудничестве с партизанами. Часто партийные комитеты имелись лишь на бумаге и только с появлением партизанского отряда могли приступать к выполнению своих функций. При отсутствии других сведений можно сделать заключение, что восстановление местных администраций в контролируемых партизанами районах приводило к превращению мифической сети партийных комитетов в открыто и эффективно действовавшие органы. Мнимый авторитет партии и ее представителей на местах должен был способствовать выполнению приказов партизан; а мощь партизан, в свою очередь, давала возможность восстанавливать партийные органы на «нейтральной» в политическом смысле территории[265]. Приказы местному населению часто выпускались за подписями партизанских командиров и партийных руководителей.

Практически всегда восстановление партийных и государственных органов вело к появлению местной администрации, как правило не выше районного уровня. Учитывая ограниченные размеры контролируемой партизанами территории, вполне естественно, что не появлялось административных органов более высоких уровней, хотя номинально (и в подполье) существовали областные комитеты партии и комсомола; иногда призывы распространялись от имени мифических (или эвакуированных) местных Советов[266].

Если мифические партийные органы действительно удавалось восстанавливать, то местные Советы, как правило, так и оставались мифом даже в контролируемых партизанами районах. Упоминание о них – а иногда просто об исполнительных комитетах районных Советов – в партизанских листовках, газетах и приказах следует считать попыткой придать ореол законности новым государственным (в отличие от партийных) органам и «продемонстрировать» существование таких органов, которые в советской мифологии стали неотъемлемой частью коммунистического порядка.

Во многих случаях новое назначение «председателя сельского Совета» происходило вместе с восстановлением в должности председателя колхоза. Оба они должны были выполнять приказы партизан по поставкам зерна и другой продукции. В одном случае, в Калининской области, приказ о введении комендантского часа и правил патрулирования был выпущен совместно командиром и комиссаром одного из партизанских отрядов и «председателем исполкома» районного Совета[267].

Районные Советы наиболее часто упоминаются в партизанских газетах в разделе сведений об их издателях, и всегда со ссылкой на райкомы партии. Например, приказ от 8 апреля 1942 года, предусматривающий создание местной милиции в контролировавшемся партизанами Кличевском районе Могилевской области, был подписан райкомом партии и «районным Советом народных депутатов»[268].