Уже весной 1942 года появились первые сообщения о том, что несколько сел Ленинградской области послали 3000 пудов продовольствия голодающим жителям Ленинграда – поступок, получивший широкий отклик и отмеченный в редакционной статье одного из мартовских номеров газеты «Правда». Через несколько недель в Ленинградской и Брянской областях начался сбор денег в Государственный фонд обороны. По словам В. Андреева, автора мемуаров о партизанах Брянской области, партийными и комсомольскими организациями, а также партизанами было собрано 2 500 000 рублей на «покупку» бронетанковой колонны для Красной армии. В тот же период ряду сельских Советов в районе, где партизаны Мороговского партизанского отряда вели пропаганду, «была оказана помощь по разъяснению объявленного государственного займа». Результатом этого стали пожертвования на приобретение облигаций государственного займа.

Судьба колхозов представляла собой наиболее важную и крайне противоречивую проблему[282]. Учитывая прямое отождествление колхозной системы с самой сущностью советского режима – о чем официальная пропаганда твердила на протяжении многих лет – и многочисленные свидетельства враждебного отношения населения к сохранению колхозов, перед ответственными за выработку правильной политики стояла сложная дилемма. Теоретически восстановление советских порядков в контролируемых партизанами районах требовало восстановления колхозов в качестве одной из первых мер. Однако происходивший во время войны процесс приспособления проводимой политики к существовавшим в народе настроениям требовал временного отказа от довоенной советской практики и лозунгов с тем, чтобы заручиться поддержкой населения. В советском тылу колхозы были сохранены; их роспуск в время войны был невозможен по политическим соображениям и экономически невыгоден. Хотя на практике советский контроль ослаб настолько, что потребовал строгих мер по укреплению после войны, официально Москва не могла и, по всей видимости, всерьез не планировала коренного изменения агарных отношений.

Вместе с тем потенциальные возможности использования негативного отношения к колхозам не остались не замеченными советской пропагандой. Ряд предпринятых в этом направлении немецкой пропагандой усилий – довольно слабых и носивших половинчатый характер – имел значительный успех в первые месяцы войны; сообщения о стихийных выступлениях колхозников, последовавших сразу после ухода Красной армии, свидетельствуют о всеобщей попытке добиться отмены колхозов и ввести частную собственность на приусадебные участки, скот, оборудование и инвентарь, а в ряде случаев и частное землевладение. Негативное отношение к колхозам советская пропаганда использовала путем систематического распространения в частях Красной армии слухов о предстоящем после войны роспуске колхозов советским правительством. Такие слухи были слишком широко распространены, чтобы их можно было считать случайными или стихийными.

Партизаны столкнулись точно с такой же дилеммой. В первые месяцы немецкого вторжения особых изменений в отношении партизан к колхозам не наблюдалось: партизаны были слишком слабы, чтобы взять под свой контроль принадлежавшую колхозам землю, и были отрезаны от советского руководства; по всей видимости, и руководству потребовалось время для выработки нужных директив. Нет свидетельств и того, что на более поздних этапах войны, начиная примерно с осени 1943 года и до конца, среди партизан наблюдались отклонения от общепринятого советского отношения к колхозам; в тот период партизаны были уже достаточно сильны, чтобы контролировать занятые ими районы и утверждать свой авторитет, не прибегая к особой и, по мнению советского руководства, крайне опасной тактике. Таким образом, критическим являлся период с октября 1941 года до весны или лета 1943 года.

В Черниговской области обком партии, являвшийся организатором партизанского движения, санкционировал передачу приусадебных участков и крестьянских домов в частное владение. В своих мемуарах руководитель партизанского движения этой области А. Федоров подтверждает тот факт, что райсовет (по указанию обкома) «отдал распоряжение колхозам незамедлительно распределить собственность среди крестьян», хотя, по всей видимости, это указание не касалось недвижимости[283]. В данном случае это, возможно, было сделано для того, чтобы сельскохозяйственные орудия не попали в руки к немцам. О том, что такое решение не могло быть принято без молчаливого одобрения вышестоящего советского руководства, свидетельствует ссылка Федорова на решение обкома и тот факт, что в немецком донесении из прилегающего района говорится, что к декабрю 1941 года партизаны, действуя по указанию высшего советского руководства, роздали все сельскохозяйственные орудия и скот крестьянам.

Свидетельств применения подобной тактики в конце 1941 года нет. В декабре этого года, согласно донесениям из немецкой группы армий «Центр», партизаны «по указаниям из Москвы распределили колхозную землю среди крестьян». Не существует практически никаких документальных подтверждений того, что полная ликвидация колхозов проводилась партизанами; большинство немецких донесений об этом основано на слухах и сведениях, полученных на допросах. Тем не менее частота появления и обширная география немецких донесений позволяет предположить, что они не были сфабрикованы отдельными лицами или осведомителями из местного населения. В марте 1942 года в донесениях 3-й танковой армии немцев сообщалось, что крестьяне в контролируемых партизанами районах к северу от Брянска «получили в собственность землю и часть урожая». Дальше к западу, в Глусском районе, по утверждениям немцев, «партизаны полностью распределили собственность сельскохозяйственных предприятий среди местного населения». В донесениях от июля и ноября 1942 года также говорилось о распределении колхозных земель в занятых партизанами районах, а также о предоставлении дополнительных наделов земли в качестве премии за превышение квот при поставке зерна.

Насколько удалось определить, лишь одна советская официальная публикация признает, что колхозы не были восстановлены во всех занятых партизанами районах. Виктор Ливенцев, в книге о партизанском движении Бобруйской области, описывает выборы членов нового райкома в Кличевском районе в апреле 1942 года после развала подпольной партийной организации, оставленной здесь в 1941 году. В подготовленном этим новым райкомом постановлении о проведении весеннего сева в 1942 году говорилось: «Весенний сев и землепользование в 1942 году должно проводиться коллективно или индивидуально, в зависимости от пожеланий колхозников»[284].