— А обычные преступники способны на это?

— В наши дни хватает подпольных взлом-программ, и некоторые очень дешевы. Но я не думаю, что Сьюзен могла оставить свой дом незащищенным от такой атаки — а это подразумевает, что у нападавших был серьезный программный пакет. Если заберусь в домовую систему — смогу сказать точнее.

Ксаббу нахмурился.

— Но разве полиция уже не осмотрела ее?

— Разумеется, осмотрела. Убийство богатого, известного профессора. Джереми сказал, что они тут три дня толклись — вместе с частной службой охраны. Нам с тобой тоже задали немало вопросов насчет того обеда. Но даже если они нашли что-то, с нами, гражданскими, никто делиться не станет — я уже пыталась что-нибудь разузнать, и Джереми тоже. Может, через полгода до нас и снизойдут, только поздно уже будет. — Рени включила стационарный узел, и тот ожил, замигав огоньками. Машина была хорошая, азиатского производства; если Рени ее на обратном пути уронит, то расплачиваться будет добрых полгода. — Посмотрим, что осталось и будет ли система с нами говорить.

* * *

Рени обмякла в кресле. Дако подлил ей чаю.

— Ваш друг тоже хочет?

— Наверное. — Она пялилась на дымящуюся чашку, слишком усталая, чтобы ее поднять.

Дако поколебался, потом сел напротив Рени.

— Вы нашли что-нибудь, что поможет поймать этих… убийц?

Пальцы его, сжимающие чашку, дрожали. Каково же ему было, подумала Рени, возвращаться в этот дом в первый раз после смерти Сьюзен?

— Нет. Они запустили в домовую систему разрушитель. Я опробовала все алгоритмы восстановления, которые знаю, но… Удивительно, что тут вообще еще что-то работает.

— Доктор все системы запараллелила , — ответил Джереми с тихой гордостью. — Она это так называла. На случай аварии.

— Ну а эти ублюдки запараллелили свою работу. Они не только вывели систему из строя, они разбили все «железо», которое нашли.

В кухню вошел Ксаббу, держа что-то в ладонях. Сердце Рени вдруг заколотилось.

— Что это?

— Я нашел это, когда выходил. Оно застряло между стеной и столешницей. Но я не могу понять смысла.

Рени вцепилась в бумажку и разгладила ее. Первым же словом было ее имя — Ирен . А под ним, узнаваемым дрожащим почерком Сьюзен были написаны слова «Атаско » и «Палео М.» .

— Никаких ассоциаций, — проговорила она, подумав. — Этой бумажке может быть несколько месяцев — никто не сказал, что это обо мне, а не о какой-то другой Ирен. Но мы проверим. Хоть какой-то след.

Джереми странные слова тоже ничего не говорили. Вспыхнувший было энтузиазм приугас.

Ксаббу сел за стол.

— Проходя через гостиную, — произнес он серьезно, — я снова увидал картину. Наскальную роспись. — Взгляд бушмена уперся в стоящую перед ним чашку. Рени подумала, что сцена напоминает спиритический сеанс. — Мне очень стыдно, — неожиданно договорил бушмен.

— За что?

— Боюсь, я смутил доктора Ван Блик, говоря об этой картине. Она была доброй женщиной. Мне кажется, она ценила в этой картине ее значение, пусть и принадлежала к другому народу.

— Она была такая добрая… — Джереми сердито фыркнул и вытер слезы салфеткой, потом высморкался. — Слишком добрая. Она не заслужила такого. А тех, кто сделал это, надо бы найти и повесить, как в старые времена делалось.

— И все же она сумела сообщить нам нечто важное, — ответила Рени. — И, может быть, оставила эту записку. Мы должны сделать все, что можем, чтобы узнать то, что узнала она. А если это выведет нас на след ее убийц… — Она прервалась, вспомнив безлично-зверскую тщательность виденного в подвале разрушения. — Я сделаю все, что смогу — что смогу , — чтобы правосудие их покарало.

— Правосудие, — повторил Дако, точно бранное слово. — Да где его в этой стране найдешь-то?

— Посмотрите на факты, Джереми. Она была богатой и белой. Ее убийство властям заминать не с руки.

Джереми фыркнул — не то недоверчиво, не то согласно, Рени не могла сказать.

Пока они допивали чай, Джереми рассказывал обо всем, что сделал для подготовки похорон и сколько ему еще осталось здесь работать. Из Америки возвращались племянница и племянник Сьюзен, и, судя по опыту прошлого, Джереми ожидал, что его выставят, даже спасибо не сказав. Горечь его слов была объяснима, но все равно вгоняла в депрессию. Рени из вежливости сгрызла пару бисквитов, потом поднялась и сказала, что им с Ксаббу пора уходить

— Спасибо, что позволили нам поискать, — поблагодарила она. — Я бы не простила себе, если бы мы не попытались это сделать.

Джереми пожал плечами.

— Никого за это все равно не накажут. Не так, как хотел бы я. И никто сильнее меня не будет тосковать по ней.

Что-то всплыло в памяти.

— Погодите, Джереми. Сьюзен упоминала свою подругу по имени Мартина, исследовательницу, фамилии не помню — Де-рю-что-то.

Дако покачал головой.

— Не припомню.

— Я знаю, домовая система выпотрошена, но нет ли других записей? Может, она вела дневник по-старомодному — блокнот какой-нибудь, бумажки?

Джереми помотал было головой снова, потом задумался.

— У нас есть книга расходов. Доктор всегда беспокоилась, что могут возникнуть проблемы с налогами, и мы все записи в ней повторяли.

Он выскочил из комнаты, явно довольный, что и ему нашлось дело.

Рени и Ксаббу потягивали остывший чай молча — они слишком устали, чтобы беседовать. Через четверть часа Джереми вернулся с гроссбухом в кожаном переплете.

— Один небольшой чек, три года назад, с пометкой «исследования», на имя Мартины Десрубинс[25]— Он указал. — Похоже?

Рени кивнула.

— Звучит точно похоже. Есть ее сетевой адрес или номер телефона?

— Нет. Только имя и сумма.

— Ну ладно. Для начала сгодится.

Рени ощупывала сложенную бумажку, на которой записала теперь и имя знакомой Сьюзен.

«Осколки, — думала она. — Кусочки чего-то — голоса в темноте, путаные образы, недослышанные имена. Это все, что у нас есть».

Она вздохнула. Джереми вывернул машину на темную аллею. Кое-где сквозь деревья просачивался свет из окон, выдающих местоположение соседних изолированных крепостей Клоофа, — свет, как всегда, демонстрация отваги перед лицом безграничной пугающей тьмы.

Отваги? Или невежества?

«Осколки». Рени прислонилась к холодному стеклу. Ксаббу дремал. «Думаю, ничего другого мы и не найдем».